Один, что поближе, долбил по бронзовому барельефу "Инструкция для проживающих в эксгуматоре" и приговаривал: "Вот тебе философия нищеты, вот тебе нищета философии, вот тебе философия нищеты, вот тебе..." Пот катился с его одухотворенного лица, слезы капали из серых метафизических очей.
- И долго они так будут? - спросил землянин.
- Пока всю дурь не выбьют, - Синекура показал кривой желтый зуб.
- Можно, я с ним поговорю?
- Пожалуйста.
Варфоломеев подошел к ближнему и тронул его рукой.
- Господин философ!
- Да, - размахиваясь головой для очередного удара, откликнулся ортодоксальный диалектик.
"Бум-гр", - ухнула бронзовая инструкция.
- Что вы делаете?
- Наслаждаюсь.
"Бум-гр".
- Нет, серьезно, - настаивал звездный капитан.
"Бум-гр".
Философ собирался с мыслями, не желая с ходу обидеть незнакомца.
- Я выделяю идеальный дух, абсолютное духовное "я".
"Бум-гр", как бы подтвердила плита.
- Но каким же образом? - удивился Петрович.
- В момент удара материальное, суть низменное... Бум-гр... останавливается, а легковесный идеальный абсолютный дух... Бум-гр... по инерции вытекает наружу.
- Но разве легковесное обладает инерцией?
- Кто это? - вдруг спросил философ у Синекуры.
- Петрович, покоритель Вселенной, - пояснил Синекура.
"Бум-гр", хотела пропеть инструкция, но философ остановился и с интересом стал разглядывать Варфоломеева.
- Вы что, всю - целиком?
- В общем, да, - скромно ответил звездный капитан.
- Что же так быстро? - философ растерянно развел руками.
- Так получилось, - Петрович сконфузился.
- Подождите, чепуха. Вселенная бесконечна, в ней нет предела. Нет, я не в геометрическом смысле, я в смысле перехода количества в качество.
- Нет никакого такого перехода.
- Как так? - возмутился ортодоксальный диалектик.
- Не оказалось.
- Чепуха, бред. Это невозможно, потому что подло, противно, скверно, - аргументировал философ. - Есть же абсолютный дух, великая непознаваемая холодная идея, наконец, запредельные пространства. Неужели это все болезнь ума?
- Да нет ничего такого, - Варфоломеев улыбнулся. - Все прощупано, измерено, сфотографировано.
- Но копенгагенская школа... - хватался за соломинку диалектик.
- Разум слишком слаб и пресен, чтобы взбодрить Вселенную.
- Для чего же тогда нужен разум? И зачем тогда бессмертие?
- Я и сам не знаю, - признался землянин.
- Вот тебе нищета... Бум-гр... философии, вот тебе философия нищеты, вот тебе...
Бедный философ, подумал Варфоломеев, влекомый Синекурой дальше. Тот все больше и больше загорался туристическим энтузиазмом. Так добрый хозяин, показывая гостю осточертевшие, опостылевшие владения, вдруг оживает от восторга свежего удивленного взгляда.
Ядовитая изумрудная встретила их целым сонмом экологических интриганов, корневиков и почвенников, отчаянных технологических пуритан. Здесь вообще не было дверей и коридора, наоборот, весь этаж напоминал барак, или точнее, пустырь с утыканными то здесь то там языками костров, шалашами, среди которых бродили полуголые люди, прикрытые в срамных местах папиросной бумагой. Противоречивые запахи навеяли воспоминания о простых земных радостях. Под ногами, в песке, поросшем куцыми кустиками, равнодушно белели кости какого-то древнего животного. Одной такой костью женщина с плоской спиной помешивала в обгоревшей перевернутой половинке глобуса. Рядышком сидел на корточках жилистый мужик и сквозь восходящие от чана потоки наблюдал, не подступают ли к его бедному очагу враги или какие-нибудь захватчики. Обнаружив на изумрудном горизонте гостей, он приподнялся, крепко сжимая сучковатое кривое древко. Измученное простотой жизни лицо осветилось с потолка зеленым искусственным светом и стало символом смертельной любви к окружающей ветхий очаг среде. На подходе к костру Синекура слегка притормозил землянина и указал на пол. Здесь обнаружилось, что вокруг неказистого подворья с очагом, с небольшой кучкой хвороста, с двумя ночными горшками, едва удаленными от места принятия пищи, с ветхим дырявым шалашом и натянутой между ним и горбатеньким козлом для распилки дров бельевой веревкой, на которой покачивались белые квадраты папиросной бумаги, - вокруг всего этого великолепия почва была размечена. По вычищенному от пыли и грязи паркету тянулась меловая петля с пояснительной надписью - ГРАНИЦА. Внутри границы, на площади около десяти квадратных метров, образовалось напряженное подозрение. Женщина оторвалась от приготовления пищи и тоже подошла к самой границе, показывая всем своим видом свирепое сопротивление внешним силам. Варфоломеев оглянулся. На близлежащих жилых местах уже заметили гостей и теперь наблюдали оттуда, из-за собственных границ, за развитием событий на чужеземных территориях.
- Стойте! - мужчина поднял руку.