Мастер-арфист

Той ночью Робинтону приснились драконы, печальные и усталые. Они пытались что-то сказать ему, а он не мог их услышать — как будто в уши набилась вся грязь со двора. А драконам очень-очень хотелось, чтобы он услышал, что они говорят — говорят специально для него! А потом Роби увидел Рульяра, сидящего верхом на бронзовом драконе, и Рульяр помахал ему рукой. Он тоже пытался что-то сказать, но он был слишком далеко, и Роби не мог его расслышать, как ни старался.

Роби почти не удивился, узнав неделю спустя, что Рульяр запечатлил бронзового дракона по имени Гаранат'. Паренек из Форт-холда запечатлил зеленого.

«Этого и следовало ожидать», — услышал Роби от отца, но так и не осмелился спросить, почему же следовало ожидать именно этого.

Глава 5

Роби было девять лет, когда его отец, разыскивая какую-то партитуру, принялся копаться в столе у Мерелан.

— А это что за каракули? — сердито спросил он и задержался на мгновение, просматривая верхний лист. Даже не заметив жену, вмиг потерявшую дар речи, Петирон пробежал глазами еще два листа и лишь после этого бросил бумаги обратно в ящик. Мерелан же застыла на пороге, сжимая в руке распечатанное письмо, и лицо у нее было какое-то странное.

— Что тебе нужно в моем столе? — спросила она, стараясь говорить спокойно. При виде того, как Петирон отшвырнул бесценные для нее свидетельства музыкального гения ее сына, Мерелан охватила ярость.

— Какой-нибудь чистый лист. У меня закончились, — отозвался Петирон, раздраженно копаясь в ящике. — Ты бы хоть порядок здесь навела, Мер.

— Я держу чистые листы вот здесь, на видном месте, — сказала Мерелан, отчетливо выговаривая каждое слово, и указала на коробку, стоящую на столе.

— А, вижу. — Снова взяв несколько исписанных листов, Петирон начал их просматривать один за другим. — Можно, я их позаимствую?

— Только если вернешь то, что взял.

Мерелан стоило огромного труда держать себя в руках. Она даже не заметила, что скомкала письмо.

— Да ладно, не обижайся, — сказал Петирон, лишь теперь заметив, как гневно смотрит на него супруга и как напряженно она держится. — Я после обеда принесу еще.

Он двинулся было к выходу из комнаты, но остановился и обернулся.

— А кто написал эти мелодии? Ты? — Он улыбнулся, стараясь успокоить жену. — В общем, неплохо вышло.

Его покровительственный тон так взбесил Мерелан, что она выпалила:

— Это написал твой сын! Петирон удивился:

— Кто-кто? Роби?

Он снова взглянул на стол Мерелан, но та быстро переместилась и загородила ему дорогу.

— Мой сын уже пишет музыку? Но ты, конечно, ему помогла, — добавил он таким тоном, будто это все объясняло.

— Он пишет ее совершенно самостоятельно!

— Но должен же был кто-то ему помочь, — заявил Петирон, пытаясь обойти Мерелан и добраться до стола. — Хотя мотивчики, в общем-то, детские, но партитура написана хорошо.

Тут Петирон наконец приостановился, сообразил, что произошло, и у него от удивления отвисла челюсть.

— А давно он сочиняет эти мотивчики?

— Если бы ты хоть иногда вспоминал о своих отцовских обязанностях и обращал внимание на сына или хотя бы раз поинтересовался, как идет его учеба, — закричала Мерелан, давая волю давно копившемуся раздражению, — ты бы знал, что он уже несколько лет пишет музыку. — Она намеренно подчеркнула последнее слово. — Ты даже слышал некоторые его песни от учеников.

— Я слышал его песни?

Петирон нахмурился. Подобный проступок просто не укладывался у него в голове. Как Мерелан могла скрыть от него способности его сына и даже не рассказать, что ученики уже разучивают написанные им песни.

— Слышал! — воскликнул он, перебрав в голове мелодии, доносившиеся из кабинета Уошелла во время занятий.

Конечно, песни были вполне уместны в исполнении учеников младшего возраста, но… Он уставился на Мерелан. Петирону вдруг показалось, что его предали. И кто — собственная жена!

— Но почему, Мерелан? Почему ты скрывала от меня его способности? От меня, от его отца?

— А, так теперь он уже твой сын, а не мой?! — огрызнулась в ответ Мерелан. — Стоило ему доказать, что он на что-то годен, и он уже твой!

— Твой, мой — какая разница? Ему же всего… Сколько ему — семь Оборотов?

— Девять! — рявкнула Мерелан и вылетела из комнаты, с силой хлопнув дверью.

Петирон остался стоять, умоляюще вскинув руку с зажатыми в ней чистыми листами. В ушах у него звенел грохот захлопнувшейся двери.

— Но я же никогда…

Он присел на краешек стола, пытаясь связать воедино поведение Мерелан и невероятное сообщение о способностях его — нет, их — сына. Глубоко вздохнув, Петирон попытался осмыслить свое открытие, а заодно и обвинения жены, совершенно сбившие его с толку. Затем он встряхнулся и вернулся к этюду — точнее, попытался перенести его с грифельной доски на пергамент. Но стоило Петирону сесть за стол, и он понял, что не в силах сосредоточиться — слишком уж его поразило заявление Мерелан.