Ф'лон пришел в восторг, узнав, что его друг сделался-таки мастером-арфистом, и всегда прилетал по первому же сигналу, чтобы доставить Робинтона в любой холд или цех, где требовалось его присутствие. Робинтон частенько пользовался помощью всадника: ведь роль посредника заставляла его постоянно перемещаться, причем быстро и на огромные расстояния. Кроме того, Робинтон никогда не оставлял надежды подыскать новых кандидатов для цеха арфистов — из числа тех, кого местные арфисты проглядели. Но лишь одна девушка-певица привлекла его пристальное внимание — а родители девушки решили, что она еще чересчур молода, и не отпустили ее из дома. Ей было шестнадцать лет, и она обладала мелодичным голосом, который легко можно было отшлифовать. Но решающим стало то, что у девушки обнаружился поклонник из соседнего холда, за которого она желала выйти замуж. Пение интересовало ее лишь постольку-поскольку.
А еще Робинтону надлежало непременно присутствовать на Встречах и на заседаниях Конклава, собиравшегося хотя бы раз в Оборот. Фэкса на эти совещания никогда не приглашали. Лорды-холдеры вообще не желали о нем говорить, даже когда Робинтон, Мелонгель, Ф'лон и Тарафел пытались поднять вопрос о наглом, незаконном захвате власти.
— Да что вы так беспокоитесь? — сердито поинтересовался как-то ворчливый пожилой лорд Айгенский. Лицо его было изборождено морщинами (последствия возраста и привычки постоянно щуриться, порожденной жарким солнцем его родного края). — Насколько я помню, этот Фэкс приходится старому Фарогаю племянником, и если сыновья Фарогая…
— Фаревен убит.
— Ну да, да, все так говорят. Но раз Фэкс принадлежит к роду владетелей Плоскогорья и раз второй сын Фарогая — как там его звали…
— Зовут, — твердо поправил лорда Робинтон. — Его зовут Барген.
— Да, Барген. У него ведь не хватило духу выйти на поединок, верно? Значит, это не тот лорд, за которым пойдут холдеры.
Мелонгель попытался возразить, но Теснер Айгенский оборвал его:
— А никому в голову не приходило, что Фарогай, может быть, хотел, чтобы его холд достался тому, кто сильнее? А? Вдруг Фарогай сам велел Фэксу принять холд?
На это никто не сумел ответить достойно — даже Робинтон. Он все ломал голову, как бы ему подипломатичнее объяснить лордам, насколько сильно его тревожит агрессивность Фэкса. Ведь еще в те времена, когда Робинтон только собирался жениться на Касии, Мелонгель задавался вопросом: а действительно ли барабанные сообщения, передаваемые от имени Фарогая, исходили от старого лорда?
Но, как в том споре, Робинтон незаметным тычком заставил Ф'лона смолчать. Предводитель Вейра имел привычку в серьезных вопросах изъясняться без обиняков, а Робинтону не хотелось, чтобы Ф'лон еще сильнее настроил против себя лордов-холдеров.
— Зачем ты это сделал? — сердито спросил Ф'лон, когда они остались наедине. — В кои-то веки нам удалось заставить их хотя бы заговорить об этом!
— Есть такая старая поговорка: «Человек, убежденный против воли, остается при прежнем мнении». — Робинтон вздохнул и покачал головой. — Нам придется подождать, пока Фэкс еще что-нибудь не предпримет.
— Или пока не начнется следующее Прохождение! — с горечью произнес Ф'лон. — Только тогда уже будет поздно!
— Или в самый раз, — сказал Робинтон, представляя, как запаникуют все эти обленившиеся маловеры при появлении Нитей — и холдеры, и мастера.
В конце следующей весны Шнырок доставил новые вести о действиях Фэкса.
— Этот тип захватил еще один холд, — сказал Шнырок, пробравшись поздно вечером в покои Робинтона. Одет он был как скороход, только шел босиком, а башмаки, подбитые шипами, нес в руке. — Я знаю, что время уже позднее, но свет в вашем окне вновь привел меня к вашему порогу, — добавил он с усмешкой и остановился у сундучка, в котором Робинтон хранил бокалы и вино.
Тяжелые башмаки глухо стукнули об пол.
— Какой? — спросил Робинтон. Ему тоже нужно было выпить: всухую такие новости не проглотишь.
— Небольшой, — сообщил Шнырок. — Наш самозваный лорд трех холдов не очень жаден. Просто богатый, процветающий холд. Он ничем не брезгует!..
Робинтон промолчал. Он понимал, что Шнырок хочет дать выход гневу.
— И принадлежал он благородному Радхарку, холдеру Тиллека!
— Думаю, Мелонгель такой наглости не спустит.
— А! — Шнырок поднял палец. — Так ты еще не слыхал, что Мелонгель болен?
Робинтон выпрямился.
— Нет. Не слыхал.
— Он упал со скакуна.
— Но Мелонгель всегда был хорошим наездником!
Шнырок мрачно улыбнулся.
— И остался им. Только вот скакуна накормили чем-то таким, что он забился в конвульсиях, рухнул и придавил седока.
— Но как Фэксу удалось?..
— Неизвестно. Мелонгелю здорово повезло, что он вообще остался в живых.
— Клостан — замечательный целитель.
Шнырок кивнул.
— Да. Но он очень обеспокоен. У Мелонгеля переломаны чуть ли не все кости. Не исключено, что он никогда больше не сможет ходить.
Робинтон в гневе грохнул кулаком по столу.
— Но как!..
Шнырок сделал указательным и большим пальцем такой жест, словно он отсчитывает монеты; лицо его при этом сделалось до чрезвычайности циничным.