И мальчишке бросили четыре, сшитые в полог, овечьи шкуры. По ночам он, кутаясь в них, проводил рукой по шерсти и мысленно шептал сам себе: “княф!”
ПРЕДСМЕРТНЫЙ ПОДАРОК
Прошла осень. Затем протащилась, проползла зима, и пришло новое лето.
Однажды разбойники вернулись с промысла с необыкновенной добычей. На лесной дороге им попалась карета. Теперь те, кто в ней ехал (из уцелевших), облепленные по пояс мокрой тиной, ступили на занятый развалинами островок. Их было трое: две молодые женщины и их старый слуга – эконом или дворецкий. Женщин Альба увидел лишь мельком – их сразу угнали в тот дворик, за стену, где стояло зимнее бревенчатое жилище. А слугу, обременённого тяжёлой связкой дров, Волк, сам нагруженный чужим дорожным имуществом, привёл к очагу. Несчастный старик-эконом в конце своей жизни был использован как вьючное животное, годное лишь на то, чтобы протащить по болотным невидимым тропам вязанку напиленных сучьев.
– Бросай! – скомандовал Волк, указав на пятачок между колодцем и очагом, и сам швырнул баул, сундучок и корзину.
Усталый слуга опустил вязанку на землю, положив её старательно, ровно, – с приобретённой за много лет привычкой к аккуратности и порядку, и не успел он выпрямиться и отереть с лица пот, как Волк выхватил нож и с силой вонзил его старику в бок. Альба вздрогнул. Звякнула цепь. А Волк, вытянув из пробитого тела лезвие, проговорил:
– Ты больше не нужен.
Затем развернулся и, торопливо вытирая о серую шкуру чужую кровь, поспешил в соседний двор, откуда вдруг послышался наполненный болью женский вскрик.
Слуга, прижав к боку ладонь, медленно сел, привалившись спиной к принесённым дровам. Между его вздрагивающих пальцев неторопливо сочилась кровь. Он посидел так минуту, потом повернул голову и посмотрел Альбе в глаза. Наследник Груфа видел перед собой тихого смиренного человека, который с рождения был собственностью богатой дворянской семьи. Он отбыл жизнь в трудах и заботах – о своих господах, потом об их детях, а потом – о детях детей. Он служил им молчаливо и безупречно, не создав собственной семьи и не вырастив собственного потомства. Отбыл жизнь трудно и честно, и сейчас умирающее лицо его было наполнено странным покоем.
Им не нужно было разговаривать. Каждый видел и понимал, что происходит, и понимал так же, что и тот, кто напротив, тоже всё понимает – и умирающий тихий старик, и прикованный цепью подросток.
Вдруг старик отвернулся и, превозмогая слабость и боль, потянулся к принесённой Волком поклаже. Он дополз до баула, щёлкнул замками, раскрыл. На землю посыпались какие-то вещи, и среди них он дрожащей рукой отыскал кожаный круглый футляр. Снял крышку-цилиндрик и стал доставать содержимое. Моток толстых ниток, большие портняжные ножницы, кусок смолы в бумажной обёртке, кусок воска. И вот пальцы его наткнулись на какой-то предмет, который он торопливо сжал в окровавленном кулаке. Посидел, закрыв глаза, минуту-другую и, собравшись с силами, махнул этим кулаком в сторону Альбы. В воздухе мелькнула узкая синеватая рыбка и упала на землю, немного не долетев. Альба вздрогнул, рассмотрев эту рыбку. Напильник! Новенький, с синеватой насечной поверхностью. Метнувшись к куче соломы, он вытащил из-под неё длинный жгут и, набросив его несколько раз, сумел подтянуть напильник к себе. Быстро спрятал оба бесценных предмета и посмотрел на слугу. Тот встретил его взгляд счастливой улыбкой, и Альба вымученно улыбнулся в ответ – впервые за весь страшный год.
Так, с улыбкой, слуга и умер, и Альба, подняв тонкую руку, издалека его перекрестил.
ВОЛК И ВОЛЧОНОК
Минула ночь – пьяная, дикая. Альба слышал, как там, за стеной, два женских голоса в крик молили о смерти. Их перекрывали рычанье и хохот, и ещё долго слышалась напеваемая Плутом строчка из песни: “В речке рыбка, в лесу ворон… В речке рыбка, в лесу ворон…” А к утру всё затихло.
Закончил к утру работу и Альба: пользуясь шумом, он расточил тяжёлое большое кольцо, которым цепь крепилась к железному поясу. Теперь цепь легко было снять – стоило лишь повернуть кольцо разрезанным боком. Но пока Альба завёл этот разрез внутрь, за обруч, так, что снаружи кольцо смотрелось как целое.
Проснулись разбойники за полдень.
– Может, мы их утащим, когда вернемся с охоты? – протянул просяще один из злодеев, и Альба понял, о ком он: на земле – в проём было видно – лежали два женских тела. Обнажённые, с не по-живому вывернутыми руками. Ссадины, раны и чёрные пятна покрывали их жутким узором.
– Как же мы их так быстро прикончили? – проговорил с досадой Волк, поддевая носком ноги и переворачивая мёртвое тело.
– Как, как! – недовольно откликнулся Плащ. – Ты, когда перепьёшь – себя не помнишь!
– Так, может, не сегодня тащить? – тянул своё тот, недовольный. – Закостенеют как брёвна – тащить будет легче…
– Сейчас потащите! – прикрикнул на него Волк. – Скоро вонять начнут! В болото их, да унесите подальше! И старика не забудьте!