Масштаб

* * *

Я упал, а тварь навалилась сзади – мертвым грузом. Уже мертвым.

Я закрыл глаза.

Каждая жилка дрожала. Как тогда, на вершине горы, когда дед сказал: «Тебя здесь не было». Я давно, очень давно не совершал веснарство…

И уж тем более – не убивал.

Я пошевелился, сбрасывая с себя тощую, роняющую шерсть, дряхлую тушу. Передернулся от отвращения. Подтянул колени, с трудом поднялся. Маг встал одновременно со мной – бледный, как жемчужина с далеких островов. Кольцо на его пальце горело синим и фиолетовым.

– Погоди, – выговорил я, пытаясь плечом стереть с мокрого лица прилипшие клочья шерсти. – Не нападай. Мы не договорили.

Он огляделся. Поляна была завалена дохлыми тварями – все они умерли на лету, в прыжке, от старости. Мутные глаза затянуты бельмами, клыки рассыпались прахом. Я с трудом узнал в этих «манфи» – волканов. Йолльцы привезли их на остров, йолльцы когда-то, давным-давно, натаскивали этих тварей для охоты на людей.

На счету мага был только один враг, тот, первый. От волкана мало что осталось: кучка пепла, понемногу уносимого ветром.

– Восемь, – сказал маг и сглотнул.

– Там еще двое… За елками. Дохлые.

– Откуда ты знаешь?

– Пойди посмотри. Может, ты привык убивать без счета, а я – нет.

(«Сколько их было?» – спросила тогда бабушка, встречая нас на пороге, и я был благодарен деду, что тот не стал ей отвечать…)

Маг стоял среди этого побоища, среди горы дряхлых тел – и смотрел на меня. Это был странный взгляд. И ужаса в нем было все-таки больше, чем отвращения.

– Давай уйдем отсюда, – сказал я. Повернулся и пошел не оглядываясь.

Он догнал меня и зашагал сзади – молча. Я слышал, как похрустывают веточки у него под ногами. Так, не говоря ни слова, мы спустились с пригорка и вышли на опушку как раз тогда, когда из-за холмов на востоке показалось солнце.

Возможно, это был мой последний рассвет, поэтому я замедлил шаг. Подставил свету лицо. Дом барона лежал ниже, и солнечные лучи до него пока не добрались.

Маг остановился рядом – по-прежнему очень бледный.

– Я же говорил тебе, – сказал я негромко. – Веснару для дела ни руки, ни глаза ни к чему. Зато теперь ты знаешь, как это будет с тобой. А я – как это будет со мной.

– Это мерзко, – отозвался он тоже вполголоса. – Веснарство – самый отвратительный из волшебных даров.

– Неправда. Веснарство – прекрасный дар. Дар жизни, а не смерти. Мы не виноваты, что вы явились сюда с йолльским законом. Что вы даже лес, мирный лес, превратили в бойню, где нелюди жрут друг друга.

Он не ответил. Пошел к дому, а я за ним.

Со стороны пригорка баронский дом казался двухэтажным. Дикий виноград оплел его стены сплошной плетенкой. Усики торчали в разные стороны – искали, требовали, шарили в поисках новой опоры. Каменная ограда здесь была совсем невысокой, волкану не составило бы труда перемахнуть ее с разбегу. Мы с магом одновременно подумали об одном и том же.

– Он говорил, что это не опасно, – пробормотал маг. – Если не ходить в лес по ночам… Слишком уж расплодились зайцы. Грызли кору…

Меня передернуло от омерзения.

Солнце коснулось верхушек травы у самой ограды. Покачивались метелочки. Безмятежно тянулись к небу белые соцветия. Цветущая, моя Цветущая, что с тобой сталось?!

– Развяжи мне руки, – сказал я глухо.

* * *

Во дворе баронского дома стояла пустая телега: лошадь из нее благоразумно выпрягли и увели. Бочка со смолой догорела и дымилась теперь, расточая смрад. Залитая солнцем дорога вела к тракту, и только там, на благоразумном отдалении, маячили черные фигурки.

– Ты можешь убивать на расстоянии, веснар? Дотянуться до тех, к примеру?

Я прищурился:

– Могу. Но я не знаю, кто там. Может быть, это свои… И они ведь не нападают.

– А если нападут свои – ты убьешь?

Он так и не стал развязывать мне руки. Воткнул в щель между камнями баронский меч и отошел в сторону, предоставив мне возможность самому, вслепую, перепиливать веревку.

Меч был хороший. Я рассек веревку в двух или трех местах, она ослабела и потихоньку соскользнула с онемевших рук – виток за витком. В свете дня мертвый барон в гамаке казался ссохшимся, как черная груша.

– Нам обязательно оставаться здесь?

Маг подумал:

– Иди наверх… Только не пытайся завернуть за угол! Оставайся на виду, если хочешь прожить подольше!

Я хмыкнул.

На втором этаже помещалась «комната для бесед», по-йолльски «фрадуф». Комната была в том же виде, как ее оставил барон, если не считать опрокинутого кресла с отпечатком башмака на мягкой спинке. Кресло валялось у окна, из которого в меня стреляли.

Солнце освещало комнату, не оставляя ни краешка тени. Йолльцы любят свет; удобная деревянная мебель делила пространство на несколько уровней – можно было сидеть у самого пола или выше, или еще выше, под потолком. Согласно йолльскому кодексу гостеприимства, «фаон», то есть собеседник в общей комнате, волен выбирать себе место потеплее или посвежее. С иерархией – положением в обществе или старшинством – этот выбор никак не связан.

Если бы не мохнатые шкуры нелюдей, устилавшие пол, я сказал бы, что мне здесь нравится.