Масло

— У меня к вам просьба, — решилась она. — Я хочу написать о вас. Самое лучшее — опубликовать интервью в нескольких номерах еженедельника «Сюмэй», чтобы читатели узнали вашу историю от первого лица. Конечно, я всего лишь журналист, и форму публикации определят наши редакторы, но в любом случае я позабочусь о том, чтобы материал никак не порочил ваше достоинство, обещаю.

Кадзии Манако раздраженно поджала губы.

— Я ведь сказала вам еще в первую встречу, что категорически отказываюсь говорить на тему своего ареста. Неужели вы еще на что-то надеетесь? Меня интересуют лишь разговоры о еде.

— Да, я помню. И не прошу рассказать о вашем деле. Я хочу помочь вам реабилитировать себя в глазах общества. Сделать читателей вашими союзниками. Хочу написать правду о том, как вы на самом деле жили, что чувствовали, как себя видите…

— Зачем мне это, по-вашему? Я не горю желанием потакать праздному любопытству.

— Мне кажется, узнав больше о ваших взглядах на жизнь, многие женщины, чувствующие себя не в своей тарелке, смогут сделать шаг к тому, чтобы обрести гармонию с собой. Недавно вы говорили — женщины должны смириться с тем, что проигрывают мужчинам в силе, но вы сами своими взглядами на жизнь нанесли множеству мужчин сокрушительный удар, отправили их в нокдаун — разве не удивительное противоречие? И на суде больше всего приходили в замешательство именно мужчины, причем состоятельные и влиятельные, это-то вы не станете отрицать? Многие из них никогда с вами не встречались, но вы сумели повлиять на них. Вы — другая. Вы антипод сложившемуся идеалу. Японское общество требует от женщин стойкости, терпения, старательности и одновременно — мягкости и заботливости. Отчаянно пытаясь совместить в себе все это, женщины выбиваются из сил. Я тоже была такой, но, познакомившись с вами, я наконец поняла: невозможно усидеть на двух стульях. И в своем стремлении воплотить все эти идеалы одновременно мы, женщины, никогда не выберемся из порочного круга. Никогда не обретем свободу.

— А мне плевать на других женщин. И спасать их у меня нет никакого желания. Полагаю, вам известно, что я терпеть не могу женщин, — холодно заявила Манако.

Не подступиться.

Рика почувствовала себя так, словно карабкается по гладкой каменной стене, отчаянно цепляясь ногтями за несуществующие трещины. Она предприняла еще одну попытку:

— Дело даже не в других женщинах… Думаю, я сама хочу обрести спасение. Может, вы расскажете больше о себе хотя бы ради меня?

— Но зачем?

Огромные, круглые, словно виноградины, глаза Манако смотрели на нее пристально и не отпускали — казалось, невидимая рука удерживает Рику за подбородок, не давая отвести взгляд. Ей придется преподнести свое сердце на блюдечке, как сказал Синои. Судорожно бегать кругами, словно тигры из сказки, лишь бы завлечь Манако, и в итоге стать маслом, которое придется ей по вкусу. Отказаться от части своего «я».

— Потому что я… Ну, эм-м-м… Потому что вы… Нет, не так… Я хотела сказать…

С первой их встречи Рика только и думала, что о Манако. Постепенно та занимала все большее место в ее сердце — в каком-то смысле даже большее, чем Рэйко, Макото или мать. Противоречивые заявления Манако, ее непробиваемое высокомерие, умение закрывать глаза на то, что не по нраву, и бесконечная жажда наслаждений… Все в Манако будоражило интерес. Рика не могла отвести от нее глаз. Придется признать: в отличие от Макото, Рике оказалась не нужна причина, чтобы восхищаться кумиром.

— Потому что вы мне нравитесь.

Лицо Манако не дрогнуло ни на мгновенье, сколько ни вглядывайся, и это больно ранило Рику: словно удар ножом в спину. Впервые она набралась смелости и сама, первая призналась в симпатии другому человеку, а Манако восприняла это как должное, не более того.

— Может, мы могли бы стать друзьями?

— Мне не нужны друзья. — Кадзии Манако улыбнулась и тряхнула головой. — Только поклонники. Друзья мне ни к чему.

Бабах — на языке словно взорвался фейерверк.

5

Погруженный в полумрак офис неожиданно залил яркий свет. Рика огляделась.

Кто-то поднял жалюзи, и солнечные лучики, теплые даже в конце января, добрались до ее стола, высветили сероватую переработанную бумагу до белизны и согрели замерзшие кончики пальцев. На ярком свету ненакрашенные ногти выглядели ломкими и потрескавшимися. Рика вспомнила, что у нее кончился крем для рук.