Маслав

Зыня невольно вскрикнула... Ее напугали эти слова, которые старуха произнесла, как проклятие.

- За что же вы мне этого желаете? За что вы меня проклинаете, возразила она, - разве я по своей воле так говорю... Я делаю, что мне приказывают...

- Уж молчала бы лучше, - прервала ее старуха.

Зыня отступила от нее на несколько шагов и принялась ходить по горнице. Выгоньева даже не взглянула на нее. Несколько раз молодая женщина бросала на нее боязливый взгляд, но та не оглянулась и не промолвила ни слова. Старуха, погруженная в свое горе, казалось, ни о чем, кроме него, не хотела знать. Слезы, высохшие было на ее щеках, потекли снова.

В то время все боялись старых ведьм и их колдовства; и этим объяснялось то, что Зыня, услышав проклятие старухи, теперь старалась как-нибудь умилостивить ее, чтобы она не произвела над ней заклятия.

Покружившись по горнице, Зыня присела на полу возле старухи и изменившимся голосом заговорила:

- Ну, не сердитесь на меня. Чем же я виновата? Меня посылают, и я должна идти. Зла я вам не желаю, а говорю вам для вашей же пользы. Вы сами себе портите жизнь. Сидите спокойно, и вы будете счастливы.

Выгоньева повернула голову.

- Счастлива? - повторила она. - Я - счастлива? Счастье и дорогу ко мне потеряло. Не бреши, брехунья, а лучше помалкивай.

Она отмахнулась от нее рукой, а испуганная Зыня двинулась от нее дальше.

Огонь угасал в очаге, молодая женщина встала и подбросила в него несколько щепок; она уже не пыталась больше заговаривать со старухой и молча ходила по горнице, бросая на Выгоньеву тревожные взгляды.

- Дать вам воды? - спросила она.

Выгоньева затрясла головой.

- Может быть, меду?

- Дай мне яду, - шепнула старуха, - да такого, чтобы скоро убивал, долго не мучил; принеси мне дурману, приготовь зелье; - вот за это я тебя поблагодарю!

- Рехнулась старуха, - тихо пробормотала Зыня.

Наступило молчание, а так как и во дворах и в замке князя все уже спали, то в наступившей тишине можно было уловить малейший шорох. Вшебор, с любопытством наблюдавший и прислушивавшийся, услышал быстрые и неторопливые шаги вблизи хаты, испугался, уж не к нему ли кто-нибудь идет...

В эту минуту широко раскрылись двери, которые вели в помещение женщин, кто-то вошел к ним и торопливо задвинул за собой засов. Старая Выгоньева устремила на вошедшего пристальный взгляд, а молодая женщина, словно испуганная, отбежала в дальний угол, вся зарумянившись.

Вошедший стоял в тени и не был виден Вшебору. Но вот он очутился в полосе света и остановился перед старухой, которая, вскрикнув и подняв руки кверху, распростерлась перед ним лицом к земле. Это был Маслав в простом плаще поверх одежды, с гневным и беспокойным выражением лица.

Он стоял, не будучи в силах вымолвить слово, потом оглянулся вокруг и дал знак Зыне, чтобы она вышла; испуганная девушка, пробираясь вдоль стены, осторожно приблизилась к двери, выскользнула из нее и исчезла.

Старуха, подняв голову, заплаканными глазами смотрела на Маслава; на ее лице сменялись выражения радости, гнева, отчаяния и счастья. Маслав стоял перед ней разгневанный, но и встревоженный в то же время.

- Послушай, старуха, - заговорил он слегка охрипшим голосом. - Я сам пришел к тебе, чтобы еще раз сказать тебе, береги свою голову! Маслав терпелив до поры до времени, но в гневе - хуже бешеного волка. Велит засечь, велит убить!

- Говори, - шепнула старуха. - Я хоть послушаю твой голос, говори еще! Я дала тебе жизнь, а ты мне за это дашь смерть!

- С ума сошла баба! - крикнул Маслав. - Как ты смеешь называть меня, княжеское дитя, своим сыном! Ах, ты!

- Говори, сынок, говори, - сказала Выгоньева, - приятно мне слушать твой голос... Я всегда говорила над твоей колыбелькой, что ты заслуживаешь быть князем и королем!

Она протянула к нему руку.

- Я называю тебя королем, я - старая помешанная! Вспомни, - тихо говорила она. - Вспомни только... Пощупай свой лоб... на правой стороне у тебя есть шрам... Ты был еще маленький тогда, упал и разбил себе голову о камень, я, как пес, лизала тебе рану, а ты... укусил меня... это было предвещанием того, что будет с тобой и со мной... Я лижу свои ноги, а ты меня топчешь ими!

Старуха закрыла лицо руками и залилась горькими слезами. Маслав все стоял. Вшебор видел, как он бледнел, как менялось у него лицо, как он слабел и снова овладевал собою.

- Плетешь ты небылицы, старуха! - сказал он. - Нет у меня никакого шрама на лбу, и я не знаю тебя! Мне только жаль тебя... Хочешь уцелеть, так сиди себе смирно и молчи. Придержи язык за зубами и не смей говорить, что ты - моя мать.

Помолчав, он прибавил тихо:

- Если бы ты была моей матерью, ты бы не портила мне жизнь, не стыдила бы меня перед людьми. Я - князь и князем буду... а ты - пастухова дочь.

- А ты, милый мой князь, пастуший сын! - печально сказала старуха. Лучше бы тебе было ходить с бичем за коровами, чем приставлять меч к чужому горлу, чтобы потом подставить свое горло другим! Что тебе это княжество, ну, что?

Маслав бормотал что-то, чего нельзя было разобрать.

- Будешь ли ты молчать? - спросил он.

Выгоньева задумалась.