Маськин зимой

Между тем приближался Новый год, и Маськин собрался в лес за ёлкой. Он давно присмотрел одну красавицу – гордую, пушистую синюю ель, которая высилась рядом с лесной опушкой. Маськин взял свои тапки с собой, уложив их в корзинку, а сам надел валенки, потому что тапкам была нужна высокая степень свободы для рубки ёлки посредством дутья, чего они никак не могли делать, будучи обутыми на ноги, а кроме того, недавно перенеся простудное заболевание, тапки воздерживались от хождения по снегу босиком.

Обычно Маськины тапки были не прочь обуть кого угодно, но в настоящий момент им приходилось поберечь здоровье, чтобы избежать рецидивов в виде встреч с тёткой Соплюшкой. Знаете ли, Маськины тапки не желали становиться рецидивистами, хотя и святыми их тоже назвать было трудно.

Дома Маськин никому ничего не сказал, потому что собирался припереть ёлку в качестве сюрприза своим домашним.

Тем временем Барабуська подбил домового барабашку Тыркина и Плюшевого Медведя тоже отправиться за ёлкой, чтобы добыть её в качестве сюрприза Маськину. Они, конечно же, прихватили с собой собак Колбаскина и Сосискина, ставших уже совершенно охотничьими. Свой план добыть ёлку друзья также держали в секрете и отправились в лес почти в тот же час, что и Маськин, только в другую сторону, потому что накануне Барабуська приглядел совершенно очаровательную зелёную ёлочку на краю оврага.

В этот день Шушутка проснулся поздно и тоже решил отправиться с котами добывать ёлку, и был даже рад, что дома никого, кроме Кахабасечки, затеявшей печь блины, не осталось. Шушутка давно имел намерения насчёт одной маленькой, не очень пушистой, но весьма колючей ёлочки, растущей недалеко от Маськиного дома, а говоря по совести, непосредственно за Маськиным забором. Поскольку коты не желали морозить лапки, Шушутка погрузил их на детские санки и повёз за собой на верёвочке, следуя знаменитой кошачьей пословице, гласящей: «Любишь кататься – люби и котов катать!»

Все три команды удалялись друг от друга примерно с одинаковой скоростью и напоминали разлетающиеся галактики в нашей раздувающейся как на дрожжах Вселенной.

Первым до цели своей экспедиции добрался Маськин с тапками, и, можете представить, каково было их удивление, когда приглянувшейся Маськину гордой, пушистой синей ели на месте не оказалось. На пеньке ёлочной иголкой была приколота записка:

«Ушла в парикмахерскую. Ёлка».

– Надеюсь, эта модница не перекрасится в рыжий цвет, – недовольно проворчал Маськин, а то я не рыжий встречать новый год с рыжей ёлкой.

Маськин часто подчёркивал, что он сам – не рыжий, хотя, в общем, имел немало веснушек и рыжих очень любил и уважал. Был у него даже рыжий друг по имени Лезерёнок.

Маськин с тапками сели на пенёк и принялись ждать. Однако время проходило, а ёлка не возвращалась. Вдруг Левый Маськин тапок заметил, что из-за ветвей соседних деревьев кто-то за ними подглядывает. То была та самая ёлка, которая ни в какую парикмахерскую не уходила, а специально спряталась в сторонке и пыталась увильнуть от почётной обязанности торчать три недели в качестве новогодней ёлки в Маськином доме.

Вы только представьте себе, мой эгоистичный читатель, как должна себя чувствовать гордая, свободолюбивая ёлка, когда её притаскивают в дом, а потом наряжают, как дуру, блестящими побрякушками? У ёлок ведь тоже в последнее время стало проклёвываться гордое самосознание, и они не желают более торчать несмышлёными палками посреди наших домов. У них теперь есть свои устремления, идеи и цели.[21]

Давно прошли времена Аристошкина, который полагал, что у всякой вещи есть определённая цель, заключающаяся только в том, чтобы нас обслуживать. Теперь у ёлок свои искания, и они твёрдо уверены, что дикарская традиция наряжать их на Новый год есть ничто иное, как проявление человеческого идиотизма, замешанного на дендрофобии и тунеядстве.

Но не тут-то было. Левый Маськин тапок нашептал Маськину о том, что увидел, и Маськин, как опытный охотник за древесностружечными, не подавая виду, поднялся с пенька и принялся прохаживаться по опушке.

– Ёлки-моталки! И куда это Ель Ивановна запропастилась? – наигранно громко вопрошал он. – Придётся в этом году довольствоваться пластиковой тайваньской ёлочкой…

Затем Маськин достал из кармашка свой любимый красный карандаш и, густо его наслюнявив, написал на обратной стороне записки:

«Был. Не застал. Ушёл. С Новым годом! Маськин».

Затем Маськин легко подхватил корзинку с тапками (они значительно похудели за время простуды, потому что бóльшая часть их веса ушла на сопли) и сделал вид, что отправился домой, а сам, отойдя несколько шагов от опушки, засел в кусты и принялся наблюдать, что дальше будет.

Наивная ёлка тут же выскочила на опушку и, немного поёрзав, пристроилась на своё место на пеньке. Тут Маськин, не долго раздумывая, выскочил с тапками из засады и бросился на ёлку. Та сначала покачнулась от неожиданности, но потом практически сразу пустилась наутёк. Маськин с тапками начал упорное преследование.