Позднее Колфф поделился со мной малоприятными новостями. Компьютер в Колумбийском университете провел анализ языка, на котором, по утверждению Ворнана, говорили в тридцатом веке. Структура языка поставила компьютер в тупик, и он разложил все на фонемы[35], но без каких-либо выводов. Из компьютерного анализа следовало, что Колфф прав, полагая, что Ворнан говорит на языке, которому еще предстояло появиться. Но оставалась вероятность того, что с губ Ворнана слетал случайный набор звуков, и иногда их комбинация походила на видоизмененное временем знакомое слово. Колфф впал в отчаяние. Находясь под впечатлением разговора с Ворнаном, он изложил свою точку зрения прессе и способствовал раздуванию всеобщей истерии. Теперь его мучили сомнения: правильно ли он истолковал услышанное от Ворнана.
— Ошибившись, я погубил себя, Лео, — делился он со мной своими тревогами. — У меня нет ничего, кроме репутации, а теперь я могу лишиться и этого.
Колфф дрожал, как лист на ветру. За те несколько дней что мы не виделись, он похудел на добрых двадцать фунтов. Упругая кожа стала дряблой, обвисла.
— А почему не сделать еще одну запись? — спросил я. — Пусть Ворнан повторит то, что наговорил в первый раз. А потом вы введете в компьютер обе записи, и он проведет сравнительный анализ. Если в первый раз он молол чушь, повторить то же самое ему не удастся.
— Друг мой, эта мысль первой пришла мне в голову.
— И что?
— Более он не желает говорить со мной на своем языке. Он потерял интерес к моим исследованиям. Отказывается произнести хоть одно слово.
— Мне это кажется подозрительным.
— Да, — печально вздохнул Колфф. — Конечно, это подозрительно. Я говорил ему, что, повторив запись, он сможет уничтожить всякие сомнения насчет его принадлежности к будущему, но он молчал. Ваш отказ, убеждал его я, поневоле наводит нас на мысль, что вы — шарлатан. Он ответил, что ему наплевать. Он блефует? Или лжет? Или ему действительно наплевать? Лео, я в трансе.
— Но вы уже уловили некую лингвистическую конструкцию, в которую укладывались произносимые им слова?
— Разумеется, уловил. Но вдруг то была иллюзия… случайный набор звуков. — Он покачал головой, словно раненый морж, что-то пробормотал на персидском или пуштунском и, подволакивая ноги, двинулся прочь, сгорбленный, с поникшей головой.
И я понял, что Ворнан лишил нас одного из главных аргументов, говорящих за то, что он прибыл из тридцатого века. Лишил сознательно. Без всякой на то причины. Он играл с нами… со всем человечеством.