Маски времени

Эстер не желала принимать ту или иную сторону до получения более полной информации. Получив же ее, она пребывала в полной уверенности, что Ворнан обогнал современного человека на несколько ступенек эволюционной лестницы, а потому, несомненно, прибыл из будущего. Я, как уже говорилось выше, так же дрейфовал в сторону Ворнана, однако вели меня эмоции, а не знание. Ибо моя наука однозначно утверждала, что путешествие в прошлое невозможно. Таким образом, наш комитет включал двух истинно уверовавших в Ворнана, двух бывших скептиков, в принципе готовых принять версию Ворнана и одного бывшего сторонника Ворнана, движущегося к его неприятию. И лишь Колфф, единственный из нас, не верил в истинность Ворнана. Так что ситуация изменялось в его пользу. Ворнан очаровывал и нас.

Нельзя не сказать, что отношения в вашем узком кругу складывались далёко не безоблачные. В одном, правда, мы соглашались: всем нам до смерти опостылел Эф. Ричард Хейман. Меня просто воротило от одного вида его рыжей бороды. Нам надоели его манера не говорить, но изрекать, его помпезность, его привычка воспринимать нас как не слишком умных выпускников далеко не самого престижного университета. И Мортон Филдз изрядно подпортил собственную репутацию. Под внешностью аскета скрывался обыкновенный распутник, но очень уж неудачливый, а вот последнее я находил отвратительным. Он возжелал Элен, но был отвергнут. Возжелал Эстер, но получил от ворот поворот. Элен, кстати, считала нимфоманию атрибутом своей профессии, ибо придерживалась мнения, что антрополог-женщина просто обязана досконально изучать различные типы людей. А потому ее отказ отдаться Филдзу более всего походил на публичную пощечину. Уже в первую неделю нашего путешествия с Ворнаном Элен успела хотя бы по разу переспать со всеми, за исключением Сэнди Крейлика, который относился к ней с таким пиететом, что и подумать не мог о чем-то плотском, и бедолаги Филдза. Короче, не стоило удивляться, что он буквально кипел от злобы. Полагаю, в прошлом, задолго до появления Ворнана, они не сошлись взглядами по какой-то научной проблеме, и теперь Элен выбрала такой, пусть и грубоватый, способ мщения. Тогда Филдз переключился на Эстер. Но наш ангел беспечно отмела его притязания, словно и не заметив, чего от нее хотят. (Пусть Эстер и принимала душ с Ворнаном, все мы пребывали в полной уверенности, что отношения их были лишены какой-либо чувственности. Даже мужское обаяние Ворнана не могло пробить броню добродетели, в которую она заковала себя.)

То есть Филдз сталкивался с теми же проблемами, что возникали перед запрыщавившим юношей, и, как вы можете себе представить, они, пусть и по-разному, проявлялись в ходе дискуссий по любому вопросу. Раздражение свое он маскировал нескончаемым многословием, за которым скрывались его гнев, злость, неудовлетворенность. Все это не нравилось Ллойду Колффу, но наш добродушный Фальстаф разве что жалел Филдза и, когда тот особенно расходился, пытался снять напряжение какой-нибудь скабрезной шуткой, от которой Филдз лез на стену. С Колффом у меня ни в чем не возникало разногласий. Из вечера в вечер он оставался душой компании и, если б не он, мы бы, возможно, не смогли выполнить порученного нам дела. Радовало меня и присутствие Элен Макилуэйн, причем не только в постели. Пусть и зацикленная на культурном релятивизме, она много знала, много умела, а еще больше могла рассказать. Если же мы слишком горячились, обсуждая какой-либо процедурный вопрос, она умела мгновенно снять напряжение байкой об ампутации клитора в племенах Северной Африки или о ритуальных татуировках в Новой Гвинее. В отношении же Эстер непостижимой, Эстер недоступной, Эстер таинственной, я не могу дать точный ответ, нравилась ли она мне или нет, но ее присутствие не вызывало у меня отрицательных эмоций. Конечно, меня мучила совесть из-за того, что я, спасибо современным техническим достижениям, видел ее голой, ибо таинственность должна быть полной, а тут вроде бы мы пробили брешь в стене, которой с/на отгородилась от всего мира. Она представлялась мне эталоном целомудрия, эта Диана биохимии, навечно оставшаяся шестнадцатилетней. В наших постоянных дебатах о путях и методах общения с Ворнаном Эстер участвовала редко, но говорила всегда по делу, руководствуясь только здравым смыслом.