Маски времени

После нажатия на клавишу окна стали прозрачными, и я долго смотрел на накатывающие на берег волны, узкую полоску песка, клочья тумана на соснах. Вентиляторы гнали в дом смолистый, соленый воздух. Я поставил кассету в музыкальный центр, и из тысяч крошечных динамиков, упрятанных в стены, полилась симфония Баха. Потом налил в бокал коньяка, сел в кресло. Мир и покой окутали мою душу. Поутру меня ожидала бесцельная работа. Мои друзья столкнулись с едва ли разрешимыми проблемами. Мир сотрясали шабаши апокалипсистов, а теперь вот появился посланец из будущего. Однако во все времена по земле бродили лжепророки, люди преодолевали казавшиеся непреодолимыми трудности, а сомнения и душевное смятение были постоянными спутниками творцов добрых дел. Ничто не ново под луной. Так что и жалеть себя нечего. Живи, как живется, думал я, не заглядывай далеко вперед, работай с полной отдачей и надейся на воскрешение из мертвых. Так что, пусть приходит завтра.

Тут я вспомнил, что не подключил видеофон. Исправился, и, как выяснилось, напрасно.

Мои сотрудники знали, что в Аризоне я, как говорится, лишен права переписки. Все вопросы решала мой секретарь, не консультируясь со мной. Если возникало действительно что-то очень важное, она оставляла запись в блоке памяти моего домашнего видеофона, чтобы я ознакомился с ней сразу по приезду. Так произошло и на этот раз. Едва я подсоединил видеофон к сети, звякнул звонок, и механически я нажал кнопку вывода сигнала на экран. Его заполнило длинное, худое лицо моего секретаря.

— Доктор Гарфилд, я звоню пятого января. Сегодня вам несколько раз звонил некий мистер Сэнфорд Крейлик из аппарата Белого дома. Мистеру Крейлику позарез нужно поговорить с вами, и он настаивал на том, чтобы я соединила его с Аризоной. Никаких возражений он не хотел и слышать, поэтому мне пришлось приложить немало усилий, прежде чем он понял, что беспокоить вас нельзя. Тогда он попросил передать вам его просьбу как можно скорее позвонить ему в Белый дом, в любое время дня и ночи. Он сказал, что на карту поставлена безопасность страны. Номер…

На том запись обрывалась. Я никогда не слышал о мистере Сэнфорде Крейлике, но, разумеется, помощники президента приходили и уходили. За последние восемь лет то был четвертый звонок из Белого дома, с тех пор как я вошел в когорту ученых мужей, считающихся гордостью нации. Мой профиль появился на обложке еженедельного журнала для слабоумных. В сопроводительной статье указывалось, что я продвигаю вперед рубежи науки и моими стараниями физика поднимется на небывалую высоту. Тогда-то я и приобрел статус знаменитости. Иногда меня просили подписаться под официальными заявлениями, в которых по разным поводам высказывалась забота или тревога о благе человечества. Меня вызывали в Вашингтон, чтобы объяснить упитанным конгрессменам, почему необходимо выделять бюджетные ассигнования на строительство новых и модернизацию действующих ускорителей. Меня включили в состав комитета, присуждающего ежегодную премию Годдарда[16] лучшему из астронавтов. Выпадали годы, когда я даже выступал на конгрессах АААS[17], пытаясь объяснить океанографам или археологам, что делается на моем рубеже науки. Должен признать, что со временем мне все более нравилась эта шелуха. Не из-за растущей известности, но как повод отвлечься от работы, которая уже не приносила такой удовлетворенности, как прежде. Помните Закон Гарфилда: обычно ученые переходят в разряд знаменитых, когда уже не могут двинуть науку вперед. Перестав выдавать на-гора результат, они утешаются поклонением невежд.

Впрочем, никогда еще меня не просили позвонить в Вашингтон, да еще срочно. Крейлик говорил что-то о безопасности страны. Ой ли? Сотрудники Белого дома зачастую преувеличивали свою роль в государственных делах.

Звонок Крейлика заинтриговал меня. В столице сейчас обедали. Крейлик сказал, что я могу звонить в любое время. Что ж, испортим ему аппетит. Пусть его вытащат из-за столика одного из ресторанов, что выстроились вдоль Потомака.

Я набрал номер Белого дома. На экране появился оттиск президентской печати, и механический голос пожелал узнать, что мне угодно.

— Я хотел бы поговорить с Сэнфордом Крейликом.

— Один момент.

Пауза затянулась не на момент, но на три минуты, пока компьютер отыскивал Крейлика. В кабинете его, естественно, не оказалось. Наконец передо мной предстала мрачная, уродливая физиономия молодого мужчины, с надбровными дугами, которые могли бы сделать честь неандертальцу. Я сразу успокоился, ибо ожидал, что мне придется иметь дело с одним из гладких, скользких подхалимов, которых полным-полно в Вашингтоне. Крейлик же, я понял это с первого. взгляда, не имел с этой породой ничего общего. Уродливость говорила в его пользу.

— Доктор Гарфилд, я так надеялся, что вы позвоните! — с ходу начал он. — Вы хорошо отдохнули?

— Превосходно.

— Ваш секретарь заслуживает медаль за преданность, профессор. Я даже пригрозил, что пришлю к ней национальную гвардию, если она не соединит меня с вами. Она отказалась.