Ну, а если суд уже избран и функционирует, то пусть функционирует. Сам по себе. Что из этого получается, видно на примере завода электросварочного оборудования. Когда здесь должно было обсуждаться дело водопроводчика Чертоусова, обвинявшегося в выпивке во время работы, большего скопления народа не было. В зал заседания явились только начальник цеха, мастер и три собутыльника обвиняемого. Тройка приятелей пришла защищать своего друга. Она понимала: товарищеский суд — дело серьезное. Мало ли что неприятное может случиться! Защитники были, обвинителей не хватало.
А ведь могло случиться и иначе. Мог набраться целый зал, могли прозвучать полезные, умные речи. И тогда защитники Чертоусова не хихикали бы по доводу того, что все стулья пустые.
Именно так и бывает на заводах, где дирекция и профсоюзная организация дорожат словом суда, оказывают ему внимание, проявляют о нем заботу. Тогда в день суда других заседаний не назначают. О суде передают объявления по местному радио, печатают сообщение в многотиражке. А председатель завкома самоотверженно отказывается от билета на «Лебединое озеро»: «Сегодня товарищеский суд. Не могу на нем не быть». А потом отчет о работе суда слушается и на завкоме. И, подводя итоги обсуждения, председатель с удовлетворением в голосе говорит, что бывшие обвиняемые как один исправились и что дирекция выполнила все приговоры суда, поэтому люди суда боятся, его уважают и относятся к нему серьезно.
Дабы убедиться, что это именно так, можно совершить экскурсию на московскую фабрику «Свобода», или на каунасскую «Дроба», или на Рубежанский химкомбинат в Луганской области.
И очень хотелось бы, чтобы так было везде. Чтобы товарищеский суд, как мера общественного воздействия, приобретал все больший вес. Тогда болезни некоторых людей, предрасположенных к нарушению норм социалистической морали и этики, будут излечены в самом начало. Им будут сделаны хорошие антипрогульные, антиалкогольные, антихулиганские, антисклочные и другие прививки. После них человек ведет себя дисциплинированнее, сдержаннее. И другим на нервы не действует. И дурного примера не подает.
Душат слезы, нет слов!
Иногда в жизни случаются ужасно нелепые, но чрезвычайно поучительные истории. Поскольку они нелепы, они никому не нужны. Но поскольку они поучительны, они нужны драматургам, которые пишут остроназидательные пьесы.
Раскрой, читатель, шестой номер журнала «Заря» и ознакомься с одноактной пьесой «Много лет спустя». История, изложенная в ней, нас взволновала. О ней хочется говорить полным голосом. И не переводя дыхания.
Но мы опасаемся, что многотысячного тиража «Зари» не хватит для всех, кто захочет последовать нашему совету. А посему добавляем к тиражу этого журнала и наш, книжный, с кратким, так сказать, изложением случившегося.
Представьте себе студента-медика Игоря, приехавшего на практику в больницу города Далекого. И представьте себе Римму, молодого главврача этой больницы.
Игорь — «высокий, красивый»… Девчонки ему на шею вешаются, а он хоть бы что! Никакой реакции. Римма — «снежная королева». Все мальчишки в институте «сохли» по ней, а она «только наукой интересовалась».
Но вот они повстречались, и началась реакция. Продолжалась она недолго. Игорь уехал доучиваться и через два года должен с дипломом врача вернуться к своей любимой.
Срок прошел, и он… не вернулся. Подвел.
И все почему? Зашел случайно в гости к приятелю Васе, а Вася был в командировке. Вера, жена Васи, оставила Игоря поужинать.
Мгновенно выяснилось, что Вера Васю не любит и их жизнь — так себе, «разновидность счастья». А настоящее счастье будет с Игорем. И вообще она давно влюблена в Игоря, чего последний не подозревал.
Вера действует быстро и решительно. Она «подбегает к Игорю, обнимает и целует его». Но в эту напряженную, полную накала страсти минуту входит незамеченный Василий (у него был свой ключ).
То, что произошло дальше, невозможно пересказать: душат слезы, нет слов! Обратимся к пьесе.
Итак:
«Входит Василий. Ни Вера, ни Игорь не замечают его.
Ведущий (
Игорь (
Вера (
Василий. Да, я приехал.
Игорь. Василий…
Василий. Вот что… (
Вера. Игорь ни в чем не виноват перед тобой…
Василий. А тебе я даю слово… Никогда не напомню… никогда не упрекну…»