Катарина даже поперхнулась от неожиданности:
— Не ваше дело.
— Нет, мое. И отныне все, что касается тебя, будет моим делом. — Эвелин аккуратно перевязала волосы, явно любуясь своей работой. — Украшения у тебя есть?
— На
— Вообще-то я не люблю, когда на детях что-то болтается. Но если уж ты так хочешь выглядеть взрослой и у тебя появилась тяга к запретным наслаждениям, тогда на — возьми вот это.
Эвелин достала из коробки нитку жемчуга и сама надела бусы на шею девушки. Как завороженная, Катарина смотрела на жемчуг.
— Будь осторожна с ним, — сухо заметила Эвелин. — Он такой хрупкий.
Надев чужую одежду, чужой жемчуг, Катарина почти физически ощутила: она постепенно расстается со своей прошлой сутью. Словно предсказания Эвелин начали сбываться:
Эвелин взяла девушку за руку и подвела к зеркалу. Несмотря на смуглую кожу Катарины и белую — Эвелин, несмотря на разницу в возрасте, на внешние различия и несходство характеров, сейчас в зеркале, может быть, благодаря одежде Эвелин, они были почти похожи.
— Никогда не сутулься, — заметила Эвелин. Катарина выпрямила плечи. Отчаяние и гнев тяжелым грузом легли на сердце.
— Тебя ведь надо всему научить, не правда ли? Как стоять, как сидеть, как ходить. Как следить за ногтями. Как причесываться и какую выбрать прическу. И, конечно, как одеваться. — Эвелин не без удовольствия смотрела в зеркало на схожие образы. — Однако уже есть проблески надежды на то, что нам многое удастся.
Взгляд женщины стал неожиданно теплым и добрым.
«Неужели она думает, что это так просто? — недоумевала про себя Катарина. — Неужели она считает, что достаточно одеть меня, как свою дочь, и все будет в порядке?»
— Думаю, что твой отец уже успел оправиться от первого шока, — сказала Эвелин после непродолжительного молчания. — Обед будет скоро готов. Поэтому давай спустимся вниз и начнем все сначала. Как? Попробуем?
5
В течение месяца они занимались любовью несчетное число раз. Жажда ее была неутолимой, а его сила неисчерпаемой. Их страсть, подобно ветру над пустыней, уносила влюбленных от прошедших лет на мощных крыльях.
Но Джозефу надо было лететь дальше, намного дальше, чем потная мягкая постель Тани в деревянной избе.
— Я никогда, никогда не забуду тебя.
И тут он увидел, как резко изменилось выражение ее грубых черт. Еще секунду назад она лежала, безмятежно откинувшись на огромной подушке:
— Что ты хочешь сказать?
— Я не могу остаться с тобой.
— И куда же ты собираешься идти? — недоверчиво спросила женщина.
— Домой.
Сначала она попыталась заглянуть ему в глаза. Затем улыбнулась печально. Джозеф видел, что Таня все поняла.
— Какой же ты ребенок. Где она, твоя семья? Все уверены, что ты уже мертв. У твоей жены появился новый муж, а у детей — новый отец. Оставь их. Так будет лучше.
— Все равно мне надо идти, Таня.
— КГБ через сутки найдет тебя и отправит в другой лагерь.
— Там, куда я пойду, никакого КГБ нет.
— И куда же ты пойдешь?
— На Запад.
На это Таня только рассмеялась.
— Ты сумасшедший.
— Но именно оттуда я и пришел.
Глаза Тани широко раскрылись от удивления:
— Так ты с Запада?
— Да.
— И ты не русский?
— Нет.
— Врешь. Ты говоришь, как мы.
— Но я все равно не ваш. И я должен возвратиться. Голая, Таня вдруг поднялась с постели:
— Как же ты мог так поступить со мной?
— Прости, — неуверенно произнес Джозеф.
—
— Не знаю.
Она подошла к нему и уставилась прямо в лицо Джозефа:
— Да стоит только увидеть тебя, как любой тут же лишится чувств. Ты же — урод, чудовище. И только такой же урод способен посмотреть на тебя и не отвернуться.
Когда Таня вновь подошла к Джозефу, ее гнев почти прошел. Ее маленькие поросячьи глазки были красными, а рот искривила трагическая гримаса. В руках она держала бутылку водки. Таня налила два полных стакана и села рядом с постелью, широкие бедра расплылись на сиденье стула:
— Ты действительно готов встретиться с семьей? Ведь ты знаешь, я права.
— Знаю.
— Зачем же тогда возвращаться?
— Чтобы взять свое.
Таня опять громко рассмеялась.
— На Западе тебя что, ждет сокровище?
— Там меня ждет то, ради чего я жил все эти годы.
Она качнулась вперед и посмотрела в глаза Джозефу.
Они были черными и казались бездонными, как пропасть, где глубоко-глубоко еще жило пламя. Таня передернула плечами от неожиданности.
— А у тебя глаза волка, зэк. Но ты-то не волк. Ты ребенок. — Она налила еще по стакану водки. — И как же ты собираешься добраться до своего Запада? Хочешь просто расправить крылья и улететь, а?
— Если понадобится, то и ползком поползу.