Маска Владигора

— Люди! Все вы были свидетелями, что соревнования судились нами честно и беспристрастно! И вот настало время назвать победителя! Вот он, смотрите! Это витязь с конем на кафтане! Теперь же пусть сам благороднейший князь Грунлаф выкажет ему свою приязнь!

Грунлаф поднялся, царственным жестом оправил пурпурную мантию, громко, чтобы слышали все, заговорил:

— Подойди ко мне, благородный витязь! — И когда Владигор, держа самострел на плече, встал напротив князя игов и Кудруны, взиравшей на него с нескрываемой любовью, продолжил: — Ты, кто оказался непревзойденным в состязании лучников, ты, кто своим метким выстрелом спас от смерти мою дочь, достоин ее руки! — Потом, еще более возвысив голос и обращаясь уже к зрителям, среди которых были еще не уехавшие витязи и князья, сказал: — Видят боги, что я до сих пор не ведаю имени победителя — оно мне безразлично, потому выполняю я свой обет, отдавая дочь свою за лучшего стрелка. Подойди к Кудруне, витязь, не снимая пока своей личины!

Владигор, трепеща от восторга, подошел к Кудруне.

— Возьми ее за руку! — приказал Грунлаф, и Владигор робко протянул к руке Кудруны свою большую ладонь. — Скажи, согласен ли ты взять в супруги дочь Грунлафа, правителя княжества игов? — вопросил князь игов.

— Согласен! — громко сказал Владигор и удивился, что голос его почему-то прозвучал непривычно резко и хрипло.

— А ты, Кудруна, дочь Грунлафа, согласна ли стать супругой витязя, победившего всех других в состязании лучников?

— Согласна, — для приличия помедлив, ответила Кудруна, и этот миг казался девушке самым счастливым, самым радостным в ее жизни. Грунлаф, вновь обращаясь к зрителям, спросил:

— Все видят, что я соединил их руки, не ведая, кто скрывается под личиной?!

И со всех сторон раздались крики:

— Ты действуешь справедливо, Грунлаф!

— Никто не посмеет упрекнуть тебя, князь игов!

Грунлаф, услышав эти возгласы, сказал:

— Ну а раз так, пусть же витязь, соединенный навечно с дочерью моей, Кудруной, снимет свою личину, назвав перед этим свое настоящее имя.

Владигор твердо, но все тем же чужим, хриплым голосом произнес:

— Я — Владигор, князь Синегорья!

И, продолжая держать в правой руке руку Кудруны, левой он сорвал с лица маску.

Кудруна вскрикнула, ее прелестное лицо исказилось гримасой ужаса, глаза широко раскрылись, щеки покрылись пепельной бледностью, а губы посинели и мелко задрожали. Она поднесла к лицу руку, словно желая заслониться от какого-то страшного видения, но руки ее плетями повисли вдоль тела, и девушка рухнула на доски помоста.

Владигор видел, что Грунлаф, вместо того чтобы броситься к дочери, тоже в страхе смотрит на него, да и все окружающие застыли в позах насмерть перепуганных людей.

— Да что вы так смотрите на меня?! — вскричал Владигор, недоумевая. — Я — Владигор, говорю вам! Я — князь Синегорья!

Кудруну успели подхватить на руки два воина и унесли ее поспешно куда-то, сам же князь игов, не сводя глаз с Владигора, выхватил из ножен меч и закричал:

— Нет, это не Владигор! Этот урод убил Владигора, завладел его оружием, одеждой, личиной, чтобы завладеть Кудруной! Убейте его!

Владигор не понимал, почему Грунлаф отказывает ему в праве быть князем синегорцев и почему называет уродом. Видя, однако, что к нему бросились сразу пять стражников с обнаженными мечами, он сам выхватил меч и, с быстротой молнии парируя удары нападающих, двоих ранил, а троих заколол.

Зрители, опасаясь за свою жизнь, бросились с места ристалища прочь кто куда, зато витязи, князья, дружинники, размахивая мечами, обступили кольцом Владигора. Бадяга, который видел князя Владигора сегодня утром, вообще не понимал, что происходит: произносят имя Владигор, соединяют руку витязя, стрелявшего из самострела, с рукой Кудруны, и вдруг выясняется, что никакого Владигора здесь нет, и какой-то страшный урод поражает мечом княжеских стражников.

Расправившись с пятерыми нападавшими, Владигор, видя, что правитель княжества игов зовет подкрепление, закричал:

— Грунлаф, остановись! Не надо лишней крови! Что случилось, зачем ты хочешь убить меня после того, как соединил мою руку с рукой твоей дочери?

Но в ответ прозвучали суровые слова Грунлафа:

— Ты — не Владигор! Ты — самозванец!

Продолжая стискивать в руке окровавленный меч, Владигор, уже догадываясь, в чем дело, провел левой ладонью по лицу — и вздрогнул! Не гладкой, опушенной шелковистой бородкой щеки коснулся он, нет! Щека была какая-то бородавчатая, шероховатая на ощупь, словно не обработанная усмарем[9] кожа матерого вепря.

Владигор встал на колени перед телом одного из убитых стражников, на груди которого был железный панцирь, начищенный до зеркального блеска. Приблизил к поверхности панциря лицо, взглянул на отражение и, невольно вскрикнув, отпрянул в испуге, — потом взглянул на отражение вновь и теперь уже не смог сдержать слез, покатившихся из его глаз.