Маска призрака (ЛП)

Коул закрыл глаза и сделал глубокий вздох. Теперь, когда он вызвал эту черноту, она плескалась внутри него. Он пытался прогнать её, оттолкнуть её обратно, но она не уходила. Она засела в каждой частичке его тела, пыталась забрать его. Она пыталась сделать его тенью.

Нет, я тебе не позволю.

Он стиснул свои зубы. Он дышал, каждый раз всё медленнее и мучительней, пока, наконец, не стало так плохо. Было такое чувство, как будто все тени в коридоре удлинились, как будто они тянулись к нему, но он попытался игнорировать их. Он был реален. Он стоял прямо здесь и был готов действовать.

Коул открыл дверь. Раздался слабый щелчок, когда он повернул ключ, и потом малейший звук, когда он потянул за ручку. Несмотря на то, что стража стояла в двух футах от него, они даже не посмотрели на них. Коул быстро проскочил внутрь.

Комната была крошечной и тёмной. Из решетчатого окна было видно только ночное небо, и горсть снега — первый в этом сезоне. Единственная свеча, горевшая на столе, почти сократилась в лужу расплавленного воска. Это делало тени ещё печальней. Эта комната была склепом, или ждала, чтобы стать склепом.

— Кто…  кто здесь? — Дрожащий голос из темноты. Коул с трудом мог разглядеть человека, лежащего на небольшой кровати. Не, то, что ему это было необходимо. Он прекрасно знал, кто это был.

— Это Коул, — он сказал.

Фарамонд вскочил, и уставился на Коула в недоумении. У него был вид человека, который не спал сутки, может даже недели. Измученный и бледный, тёмные круги под глазами, изможденный и вытянутый до самых пиков своей стойкости. Когда-то этот эльф был красив с его шелковистыми белыми волосами и голубыми глазами…  но не сегодня. Сегодня он выглядел просто старым.

— Я могу тебя видеть, — Фарамонд дышал в изумлении. — И я помни кто ты. Как это? Что-то изменилось?

— Ты изменился, — Коул подошел к эльфу и сел на краю его кровати. Фарамонд увидел кинжал в руке Коула, и его глаза расширились в страхе. — Ты можешь видеть и помнить меня, потому, что хочешь умереть.

Эльф громко сглотнул. Он не отвернулся в сторону. Он не спрашивал Коула откуда он может знать такое. Но он не говорил, что Коул был неправ.

— Завтра утром они меня снова сделают Усмиренным, — он прошептал, слова прохрипели из глубины его горла. — Я хочу умереть больше всего.

Коул печально кивнул, но не ответил. Вместо этого он смотрел на горящую свечу, и долгое время они сидели в тишине. Быть Усмиренным звучит не так уж плохо для него. Он, казалось, боялся быть поглощенным тьмой так долго, что это было бы облегчением покончить с этим. Ты просто боишься стать ничем, до того, как ты стал ничем.

Так же, как смерть.

— Я могу вытащить тебя отсюда, — сказал он. — Вот для чего я пришел.

— Увести меня? Как?

— Так же, как я попал сюда, — Коул тщательно обдумывал эту идею. — Думаю, я смогу их заставить не видеть тебя тоже, если ты будешь со мной. Мы можем выйти из двери вместе, и они никогда не смогут причинить тебе вреда.

— Что, если это не сработает?

— Тогда ты умрешь.

Фарамонд выглядел шокированным, как будто возможность побега никогда не приходила ему в голову. Он поднялся, и начал ходить взад-вперед по полу с растущим волнением…  и затем он остановился, мрачно глядя в окно на метель.

— И куда бы ты меня взял? — он спросил.

— Куда вы хотите пойти?

— Я не знаю никаких мест, куда я могу пойти.

У Коула не было никаких предложений. Он не знал ничего о мире вне Башни. То немногое, что он видел во время путешествия, в крепости показалось пугающим и холодным — толпы людей, которые уделяли меньше внимания друг другу, чем это уделяли даже ему.

— Где может быть лучше, чем здесь? — Фарамонд подошел к окну, слегка пробегаясь пальцами по решетке. Она была уже покрыта маленьким слоем инея. — Зимы в Адаманте ужасны, — сказал он. — Бесплодные земли становятся холодными, как лед, и песок…  ветры дуют песок так сильно, что кажется сейчас сорвут твою плоть с костей. Люди в крепости тратят месяцы, подготавливаясь, но всё же каждый год немного умирало. Охотники попадали в шторм, посещая торговцев, которые не знают ничего лучше глупого ребенка…

Коул не знал почему эльф рассказывал ему это, но все равно он слушал. Это было всё так странно. Раньше, когда он каждый раз искал потерянных и безнадежных душ, это жгучая потребность приводила его к ним. Он нуждался в них так же, как они нуждались в нём. Не было времени для разговоров, потому что ему надо было это признание в их глазах, в этот момент, когда они делали его реальным.

Что он чувствовал теперь? Даже с распущенной тьмой, ползущая вверх внутрь него, как стая голодных насекомых, не было этой жгучей потребности. Он провел большим пальцем по лезвию кинжала. Острый. Дать Фарамонду этот путь было бы слишком просто. Если ему не нужно этого, то может, милосерднее будет убить его?