— Я защищал веру словом и делом. Мне и в голову не приходило, что Саладин сочтет за оскорбление случайно брошенную фразу. — Рейнальд пожал плечами — жест, который никак не сочетался с его недавней истерикой. — Я, бывало, насмехался над неверными. Разве я могу все припомнить? — Внезапно он заговорил вкрадчиво, очень вкрадчиво: — Однако удар, направленный против меня, направлен против всех христиан, находящихся здесь, на Святой земле. Даже против короля…
— Я читал этот декрет. — Ги демонстративно зевнул, скрывая растущее ликование. — Там особо отмечается, что христиане, которые будут укрывать или поддерживать тебя, становятся такими же, как ты. Если мы отдадим тебя Саладину…
— Я уверен, мой государь понимает, что, если король отдаст сарацинам лучшего своего подданного и верного защитника, он будет ославлен по всей Франции как дурак и подлец, попадет под папское отлучение, а может, даже и восстановит против себя войско.
— Хорошо сказано, князь Рейнальд.
— Но король, который поднимет эту опрометчиво брошенную перчатку, который защитит и поддержит вассала, связавшего свою жизнь с жизнью этого короля, — такой король заслуживает звания «Защитника Креста». Такой король прославится во всем христианском мире — от Венгрии до западного побережья Ирландии. Такой король навсегда останется в памяти людей.
Ги погрузился в блаженные грезы. Но ненадолго.
— Известно ли тебе, какое войско собрал Саладин? Более десяти тысяч рыцарей. И сотня тысяч обученных йоменов.
— Слухи превращают десятки в тысячи, — усмехнулся Рейнальд.
Ги несколько растерялся:
— Он хорошо знает свои силы.
— Сарацинские рыцари? Мы бились с ними сотни раз. Легкие доспехи и игрушечные мечи. Кольчуга, которую меч рассекает, как сеть. Шлемы и нагрудники, которые можно проткнуть кинжалом, — тонкая работа, золото, эмаль, — но ничего такого, что не подвластно мечу доброго норманна или даже лангедокского рыцаря. Большинство сарацинских воинов сражаются в льняных одеждах, с тюрбанами на головах. Потряси перед ними мечом, и они тут же разбегутся.
— Но у меня слишком мало воинов, чтобы противостоять Саладину.
— А тамплиеры? А госпитальеры? Они подчиняются вам. Конечно, антиохийцы выступят в мою защиту. Каждый француз и большинство англичан, которые пришли в эту страну, знают, как держать меч. Мы можем выставить несколько десятков тысяч. Этого достаточно.
— Если я призову всех христианских воинов, населяющих Святую землю — от Газы до Алеппо, мы соберем двадцать тысяч рыцарей и тысяч десять вооруженных йоменов.
— Вот видите, сир! У нас преимущество!
— Но это значит — оставить наши крепости без всякой защиты! Если мы проиграем, нам некуда будет вернуться, чтобы залечить раны.
— Если Саладин соберет такое войско, кто тогда нападет на наши крепости? Мы ведь будем преследовать их, верно? Им уже будет не до осады. Не стоит беспокоиться, мой государь. Как только вы издадите декрет, созывающий орденских рыцарей, у нас появится преимущество.
— Ты думаешь?
— Конечно. Разве я не ясно выразился?
— Ты отправишься в Антиохию и созовешь своих воинов. Далее призовешь всех, кто защищает крепости… Если ты настолько уверен, что это не скажется на безопасности страны.
— Мой государь…
— Между прочим, это приказ.
Прежняя жестокая улыбка вернулась к Рейнальду.
— Я должен повиноваться. — Он низко поклонился и попятился к двери.
Ги было любопытно, поступит ли Рейнальд так, как сказал.
Ги де Лузиньян размышлял, а сможет ли он сам собрать всех воинов для того лишь, чтобы защитить одного человека… «Защитник Креста»… Это звучало заманчиво.
— Еще раз, Томас!
В сороковой раз за последний час Томас Амнет занес меч и принял оборонительную позицию.
Меч был варварским, на добрых шесть дюймов длиннее и намного тяжелее привычного, того, которым легко можно фехтовать. Мышцы Амнета напряглись. Причина таких мук была очевидна — Томас совершал еженедельную тренировку.
Неважно, какое положение занимал Рыцарь Храма — дипломат на службе короля или папы, казначей, лекарь или, как Амнет, прорицатель, — он принадлежал к воинствующему Ордену и должен был поддерживать воинское искусство на высоте.
Сэр Брор, с которым они фехтовали во дворе Иерусалимской крепости, был человеком недалеким. Он не умел произносить изысканные речи, не обладал утонченным интеллектом, зато слыл удачливым воякой и, если верить его рассказам, как-то раз обратил в бегство пятьдесят сарацинских конников. Первым трем он снес головы одним взмахом меча и еще троим — при обратном движении, остальные позорно бежали.
На этот раз Брор сделал выпад всем телом. Прежде чем Амнет успел парировать удар, легкий стальной меч оказался в дюйме от горла. Клинок Амнета взмыл в воздух и зарылся в утрамбованную землю. В тот же миг Брор, сделав еще один выпад, нанес новый удар.
У Томаса не хватило сил поднять меч, и Брор зафиксировал туше с левой стороны груди.
— Уже устал? — скороговоркой спросил Брор.
— Ты же видишь.
Сэр Брор надавил сильнее, уколов кожу под стеганой защитной туникой.
— Эй! — воскликнул Томас, отмахиваясь.