Маска Локи

Теперь во время своих сабельных экзерсисов я размышлял о фон Кемпелене и его драгоценном секрете. Я исходил из того, что Анни непременно укажет местонахождение ученого, а Гризуолд ухитрится первым найти его. Когда я столкнусь лицом к лицу с фон Кемпеленом — а этот момент рано или поздно наступит, — что я ему скажу, какие аргументы выдвину? Краем глаза я видел, как откуда-то на палубу вышел Эмерсон и остановился понаблюдать, как я атакую невидимого врага. Итак, предложит ли Гризуолд фон Кемпелену деньги в обмен на его секрет? Или попробует вырвать секрет пытками? Нет, скорее станет торговаться. Процесс получения золота из свинца длительный, сложный — им трудно будет обучиться, даже если они заставят фон Кемпелена показать все этапы преобразования. Необходима добровольная помощь алхимика.

Но что можно предложить человеку, который умеет делать золото считай что из грязи?

Хитрый вопрос. Очень вероятно, что процесс получения золота требует дорогого оборудования и дорогих ингредиентов. Так что производить золото в большом количестве может оказаться делом недешевым. И тут Гризуолд способен пособить фон Кемпелену, равно как выполнить и другие пожелания ученого. Вытираясь полотенцем после упражнений с саблей, я размышлял, подействует ли на алхимика призыв не подрывать стабильность мирового рынка золота. Это хоть менее абстрактно, чем указание на этическую недопустимость производства избыточного количества золота. Нет, лучше всего продемонстрировать фон Кемпелену всю низость Гризуолда. Но сработает ли?.. Откуда мне знать — может, в натуре самого фон Кемпелена предостаточно низменных черт и чужая подлость нисколько не отталкивает его, благо есть возможность ею воспользоваться.

Натягивая на себя сорочку, я попытался представить, как бы отреагировал на данный вопрос Сибрайт Эллисон. Не колеблясь ни секунды с ответом, он бы, наверное, расплылся в добродушной улыбке: «Секреты умирают вместе с людьми». Но я не собирался лишать жизни кого бы то ни было ради сохранения стабильной цены на золото. Что же мне остается?

Вернувшись в свою каюту, я достал из тайника рекомендательные письма и задумался над ними. Похоже, при необходимости можно раздобыть внушительную сумму денег. Хоть я и не хочу, чтобы распря между моим нанимателем и Гризуолдом дала возможность фон Кемпелену заломить побольше за свой секрет, делать нечего — простейшим решением будет предложить больше Гризуолда. Так я и решил в конце концов: сперва покажу гнилое нутро Гризуолда, а если это не подействует, попробую переманить фон Кемпелена щедрыми посулами.

На палубу я вернулся с меньшим грузом на душе. Наконец-то у меня были кое-какие точные сведения и более или менее сносный план.

День стоял ясный, дул свежий ветер, светило солнышко, и до обеда оставалась одна склянка. Весело надувая паруса, ветер гнал нас к французскому берегу...

Извилистая Сена неторопливо несла свои воды в юго-восточном направлении. Под свинцовым ноябрьским небом наш корабль медленно пробирался среди многочисленных судов и суденышек. На последнем отрезке пути нас буксировал небольшой паровой катер. На берегу стояли голые деревья. Вода была серой.

В это время года тут было трудно отличить сумерки от дня. Я стоял на палубе в полумраке и наблюдал за движением темных масс вокруг. Светало, но солнце пряталось за сплошной пеленой облаков. Мосты, мельницы, крестьянские телеги снуют по дорогам. Дома подрастают, их становится все больше, и стоят они все ближе друг к другу...

— Еще несколько часов, и вы, мистер Эдди, проверите свое умение парлякать, — раздался рядом голос незаметно подошедшего Петерса. Я покосился на тень на палубе — Петерс был без своего мохнатого сиамского брата.

Я отрицательно мотнул головой.

— Боюсь, мой французский в жалком состоянии. А вы тут бывали?

— Несколько раз — по поручению мистера Эллисона.

— Знаете язык?

— И да, и нет.

— Что вы имеете в виду?

— Я уже говорил, что мой папаша был вояжером — в районах, где жили французы. Пока мы были вместе, я поднабрался у него французского, но потом перенял от некоторых своих знакомых парижское арго, язык голодранцев и шпаны. Так что понимать кое-как понимаю, а вот когда открываю рот — порядочные французы шарахаются в сторону и понимают, что мне доверять нельзя.

— Вы хотите сказать, им кажется, что вам нельзя доверять?

— Нет, они понимают, что мне доверять нельзя.

— О-о!..

Он рассмеялся, я подхихикнул в тон ему, но в душе задумался над его словами.

Мы бросили якорь и ошвартовались в парижской гавани ближе к полудню.

В порту было шумно, много движения, пахло пряностями и какой-то гнилью. Я сказал капитану Ги, что спушусь на берег в сопровождении Петерса сразу после того, как корабль причалит к берегу. Капитан возразил, что нам предстоят некоторые таможенные формальности, — он проследит, чтоб они не затянулись, а мы пока успеем пообедать.

Мы с Петерсом так и поступили, спустились в кают-компанию и неспешно занялись трапезой.

Тем временем матросы, перекрикиваясь, спустили с корабля трап, а через некоторое время к нам подошел капитан Ги.