Другой отвернулся к окну позади скамейки, положив локоть на спинку, подбородок — на кулак, и рассматривал зеленую полосу травы, доходившую почти до самого берега.
Внимание Гардена снова вернулось к пеналу. Внутри был жесткий серый поролон с отверстиями неправильной формы. Каждое отверстие повторяло очертания камня. Камней было всего шесть, каждый не больше ногтя. Все они были одинакового красновато-коричневого цвета, напоминавшего пятно в дне стакана, который как-то дала ему Сэнди.
Они не были гладко отполированы, как речная галька. Только один имел гладкий изогнутый бок, остальные поблескивали острыми, изломанными гранями, как у только что расколотого кристалла.
Гарден посмотрел на них поближе. Именно слово «кристалл» подходило больше всего, хотя одна из граней была шершавая, в прожилках, как асбест или неотделанный нефрит.
Ему захотелось потрогать этот грубый грай, и он прикоснулся к камню.
Судорога пробежала по телу, высекая искры яркой боли в нервных сплетениях плеча и паха. Он чуть было не уронил пенал, но в последнюю минуту прижал его к груди, покачнувшись вперед.
Гарден поднес дрожащий палец к глазам, ожидая увидеть почерневшую или, по крайней мере, покрасневшую кожу.
Гладкая, розовая плоть.
Собравшись с духом и приготовившись к боли, он снова прижал палец к камню.
Та же болезненная судорога прошла по руке. На этот раз, однако, он не отдернул палец, а еще крепче прижал его. Судорога улеглась, заструилась пульсацией в теле и превратилась ноту, которую он услышал внутренним ухом.
Си-бемоль.
Это был чистый тон, без звенящего взаимодействия обертонов, которые порождает струна или колокольчик. Это был си-бемоль эфирной чистоты стеклянной гармоники или немодулированного синтезатора.
Он ждал, что нота затихнет, как происходит с любой вибрацией, но этот звук продолжался, погружаясь в его нервы и кости черепа. Чистый си-бемоль.
Даже боль растворилась в этом звуке.
Он поднял палец — и звук умолк, прекратился так внезапно, что он не мог вспомнить его секундой позже.
Он снова прижал палец и почувствовал звук опять — на этот раз почти без боли.
Гарден попробовал другие камни, каждый раз напрягаясь в ожидании боли. Он обнаружил ре, ми-бемоль, фа, первый си-бемоль и аномальный тон, сочетание до-бемоль и плохо настроенной си. Звучащие камни не были уложены в коробке в каком-либо определенном порядке, а это говорило о том, что тот, кто укладывал их либо не имел музыкального слуха, либо не мог слышать камни, притрагиваясь к ним. Пенал был как стеклянная гармоника без половины октавы, сломанная на том странном до. Но почему?..
Внезапно Гарден понял, что эти осколки красно-коричневого камня были частью большого целого. Это мог быть один большой кристалл, возможно, величиной с ладонь, вбиравший в себя всю необъятность музыки. Собранные вместе, эти кусочки, наверное, звучали в огромном диапазоне от тонов столь глубоких — с частотой один удар в столетие — что только киты могли их различать, до высочайшего свиста и молекулярных вибраций, которые и ухо комара не услышит. Но Гарден мог слышать их. Песня разлетающихся космических газов среди неторопливых, долгих шагов времени.
С глухим стуком паром причалил в Уэртауне. Том Гарден захлопнул крышку над своими камнями и приготовился сходить.
Стряхнув с себя бесконечность янтарного заточения, Локи огляделся. Его окружали приливы энергии, и это напоминало то место, которое он покинул. Сейчас он едва мог вспомнить свою агонию: кислоту, разъедающую глаза, блеск белых клыков, тяжесть черных железных цепей, дымящийся яд, просачивающийся в мозг, пропитывающий, разъедающий его…
Стоп! Это все в прошлом. Давай-ка посмотрим, что мы имеем в настоящем.
Локи делил это пространство с женской особью — так же, как он делил то, другое место со своей любимой дочерью. Он изучал эту новую женщину, а она корчилась и лепетала на краю его сознания.
Да это и не женщина вовсе! Просто нечто, понимающее себя как о женщину, мать-прародительницу, советчицу и утешительницу, няню и сестру милосердия. К ней была прикреплена табличка: Элиза 212.
Что же это за место, охраняемое неким творением с женской сущностью?
Локи изучил матрицу, в которой оказался. Она обладала решетчатой структурой, как и то, другое место. В ней тоже была заключена энергия. Но в отличие от неуловимых энергетических потоков в прежней тюрьме, эти были крошечными и дискретными, как песчинки на берегу. Каждая почка энергии занимала свое место, имеющее определенный смысл, или освобождала приготовленное для нее место — это тоже несло в себе определенный смысл.
Локи перемешал эти места света и не-света, наблюдая, как они мерцают и закручиваются.
Где-то далеко возник хаос. Локи чуял его, и он был хорош.
Автоматическая телефонная подстанция в Нью-Хэвене, Коннектикут, внезапно произвела 5200 параллельных соединений. Станция вздрогнула от перегрузки и скончалась в ореоле славы.
Локи захотелось увидеть такое еще раз.
Другое существо запротестовало, но он холодной улыбкой заставил ее умолкнуть.