Маска Лафатера

Отлично, радовался я, опуская трубку на рычаг. Все в порядке.

Я встал. Напевая и насвистывая, прошел через комнату.

Подобно призраку, в зеркале мимо меня проплыло отражение моей по-идиотски ухмыляющейся физиономии.

Сам-то я направлялся в кухню, к холодильнику. А потом снова, довольный и счастливый, засел у себя в комнате, сопя, словно цирковой фигляр, изрыгающий пламя.

Лишь очень, очень медленно в моем сознании начали прорисовываться первые мысли, вновь готовые к услугам. «О ты, бабочка, кружащаяся в вихре бытия!» — мысленно взывал я. Все декорации, весь драматизм истории любви Энслина, на причудливом фоне Лафатеровой физиогномики — это так явственно предстало моему внутреннему взору… вот-вот схватишь рукой: «Ага, попалось!»

В нежданном-негаданном просветлении ума мне удалось остановиться: прислушавшись к голосу рассудка, я заставил себя оставить в покое телефонную трубку. Нет, пока причины названивать Хафкемайеру у меня еще не было. Выдумка должна сначала отстояться, а потом нужно переписать это набело.

Я аккуратно сложил в стопку готовые листки.

С окаменевшей рожей, заведя руки за спину, подобно полководцу, я принялся мерить шагами свой «курятник» — свой мирок. Расчищал себе дорогу, отшвыривая ногами валявшиеся здесь и там пустые винные бутылки и ошметки старых газет. Неожиданно моя келья показалась мне нестерпимо крохотной. Словно палата в вытрезвителе! Нужно выбираться отсюда, шепнул внутренний голос.

Последний, влюбленный, прощальный взгляд на зеленую папку — и я уже стоял во дворе замка. Было слышно, как Шикеданц где-то что-то мастерит.

Мне, собственно, полагалось бы радоваться предстоящей поездке — невзирая на обязательность присутствия в городе, мне-таки дозволили свободно передвигаться. Но я ведь прекрасно знал, что меня ждет. Раньше думалось иначе: встречи с читателями — о да, можно попутешествовать, посмотреть мир, это же так романтично — последний «странствующий бард» или что-то в этом роде.

Однако, чем дольше я путешествовал, тем меньше видел. По сути, я жил и перемещался в магическом треугольнике: поезд, очередное чтение, отель. О работе и подумать некогда. Старо, как мир, с какой стороны ни посмотреть.

Постараюсь быть кратким: в грядущей поездке, не считая томительного, похоже уже неизлечимого желания вымыться, мне надлежало еще и подавить свой панический страх перед сидячими местами в купе.

Почему?

Сейчас объясню!

Глава восьмая

Время к полудню. Я направляюсь в Вольфенштедт.

Еду в купе с пожилой дамой. Дама, облаченная в плащ, сидит у окна. Я — наискосок, ближе к выходу.

Был вторник, когда я сорвался в многодневное путешествие по Северной Германии. В выходные же намеревался заглянуть в Берлин. «Отпуск на родину». Ему-то я больше всего и радовался.

В момент отправления поезда дама в плаще усердно махала рукой из окна купе другой пожилой особе — возможно, своей сестре. До этого, пока поезд стоял у перрона, каждая из них сосредоточенно смотрела мимо другой. Только когда он тронулся, взгляды их снова встретились, и сеанс махания начался. Создавалось впечатление, будто женщина в плаще пытается стереть изображение провожавшей с мокрого стекла. И действительно, чуть позже предполагаемая сестра, вокзал и промозглая, проржавевшая промышленная зона исчезли, уступив место однообразным, сменявшим друг друга пейзажам.

С таким выражением лица, будто решается вопрос о ее жизни и смерти, дама в купе посвящает себя кроссворду в глянцевом телевизионном журнале.

Я сижу и клюю носом. Мое сознание, вплоть до самых потаенных его уголков, нежится в приятном равнодушии ко всему окружающему. Ландшафт за окном и картина, отраженная в зеркале над рядом кресел напротив меня, непрерывно мчатся навстречу друг другу и беззвучно сливаются в тумане дремоты.

В голове моей крутятся беспорядочные мысли относительно предстоящих чтений — тут дверь купе открывается, и в него протискивается молодая женщина.

Ничего удивительного: видно же, что здесь полно свободного места. Так что ее вопрос, можно ли войти, следовало считать чисто риторическим. Ко всему прочему, след за ней в дверном проеме возникает маленький ребенок.

Я хочу помочь женщине закинуть дорожную сумку и пластиковый пакет на багажную полку. Однако пока места много, она предпочитает оставить их внизу. Вскоре я понимаю почему. Молодая мама начинает по-домашнему обустраиваться в купе. Из пластикового пакета извлекаются игрушки и раскладываются вокруг ребенка, сидящего передо мной. Ладно, почему бы и нет? Я не против.

Но тут начинается: время от времени дитя, незаметно для матери и с отвратнейшим упорством, словно испытывая на прочность, быстро и сильно стукает меня по голени. Реагировать на такое можно по-разному, но «гримаса боли не искажает мое лицо». Только взгляд моих ледяных голубых глаз становится невероятно жестким, сосредоточенным. К сожалению, это не помогает. Поэтому я снова закрываю глаза.

— Смотри-ка, что у меня есть!