Маска Лафатера

— Мы измеряем лица. Мы их сканируем. Загружаем в компьютер, вытягиваем, расширяем их, придаем различные формы. Мы комбинируем отдельные части разных лиц. Это ведь все несложно. Недавно наши дизайнеры — думаю, вам это будет небезынтересно — даже раскусили «Систему лицевых кодов» Экмана. Вы слышали об Экмане? По идее должны бы! Он работает в Калифорнии. Кажется, в университете Сан-Франциско. Его кодировка, о чем вы наверняка уже слышали, это нечто вроде мимической азбуки…

— Надеюсь, вы в курсе…

— …Состоящей из сорока четырех основных возможных с точки зрения анатомии выражений лица, единиц мимической активности, из совокупности которых оно складывается.

— Полагаю, вам известно, — настаивал я, желая, пусть со второй попытки, все же продемонстрировать свои скудные познания в отношении обсуждаемой темы, — что Лафатер не так уж интересовался мимикой. Для него, если я правильно понимаю, куда важнее… Нет, госпожа Сцабо, я это говорю без всякой иронии, я ведь и сам не более чем исследователь, не так ли? Так вот, как я уже сказал, насколько мне представляется, Лафатера занимало в основном то, что изменениям не поддается. То есть овал лица, объем лба, разрез глаз и тому подобное.

— Совершенно верно. Нас тоже интересует именно это!

Глаза у нее почти закрылись — на лице отражаюсь предельная сосредоточенность.

— Среднестатистические черты лица — так их у нас называют — служат своего рода вехами, ограничивающими то сценическое пространство, на котором и разыгрывается физиономический спектакль.

Она понизила голос:

— Наверняка вы знаете, что Лафатер шифровал все, имевшее для него особую важность, — это было настоящей манией. Несколько недель назад я держала в руках папку, которую потом изучали вы, и обратила внимание на тот листок. На нем даже не было регистрационного номера. Только справа, в уголке, крохотная пометка: «Приложение ко второму фрагменту IV тома». А потом — наспех приписанная криптограмма: пара букв, знаки, числа.

— И что же дальше? — спросил я.

— Хм. Дальше появились вы. Я даже копию сделать не успела.

— Мне правда очень жаль.

— Затем я полистала четвертый том. Именно в нем Лафатер описывает измеритель лба!

Она поглядела на меня в упор:

— После всего, что мне удалось выяснить, я подозреваю, что Лафатер всю свою жизнь посвятил выведению формулы лица. Чего-то вроде пропорции. И если ему это удалось, я уверена, где-то он оставил ее в зашифрованном виде.

В ее голосе зазвучали призывные нотки:

— Для нас это могло бы стать отправной точкой. Фундаментом, если хотите. Таким образом, исходя из параметров лица, можно было бы, во-первых, оптимизировать его выражение и, во-вторых, уже руководствуясь им, формировать его мимические возможности. Нечто наподобие… золотого сечения,[4] понимаете?

Я заметил, что она ищет моего взгляда. Но она его не находила — я успел углубиться в изучение красной лампочки с изображением золотого дракона, кусавшего свой собственный хвост.

— Я ведь уже говорила вам: круг изучаемых нами вопросов весьма широк. Но пока лишь на эмпирическом уровне. Однако сейчас — этого я уж, по идее, никак не вправе рассказывать вам — мы работаем над новым проектом. Имя Зорро вам о чем-нибудь говорит?

— А как же! — Мне стоило большого труда не скорчить рожу. — Человек в железной маске.

— Верно. А если точнее, это программа, в которую возможно ввести более тысячи отличительных признаков лица. Кстати, на двести больше, чем в программу «Фантомас», которая и по сей день остается ведущей на мировом рынке. Она может найти применение в полиции или, скажем, выполнять функции электронного привратника. И в связи с этим стало ясно, что нам не обойтись без теории. Требуется определить что-то вроде идеальной формы человеческого лица, в сравнении с которой особенности каждой отдельно взятой физиономии считались бы отклонениями от нормы. Понимаете?

Да, теперь до меня хоть приблизительно стало доходить, о чем идет речь.

— Ведь человеческое лицо способно отклоняться от нормы, как принято говорить, — оно претерпевать большие изменения, например, если его хозяин чему-нибудь радуется или о чем-то мечтает… Или вот, в экстазе…

Она упорно ловила мой взгляд.

— И тогда возникают трудности.

— Да, — подтвердила она. — Тогда приходится туго.

Вероятно, они ночи напролет двигали взад и вперед носы, брови, скулы и все остальное, что у нас там еще есть между шеей и волосами. Они без конца стряпали из отдельных запчастей новые лица, но даже не пытались приоткрыть завесу их тайны. Теперь же их компьютерная азбука себя исчерпала, и тут-то средоточием их надежд стала некая мракобесная формула лица — разрешение всех проблем.

Все это я понимал. Неясным оставался вопрос, как бы теперь поэлегантнее пойти на попятный. Со всей искренностью, на какую только был способен, я объяснил госпоже Сцабо, что на самом деле понятия не имею, где может находиться пропавший листок.

— Уверяю вас! У меня его нет! — воскликнул я и для пущей убедительности шутливо помахала в воздухе пустыми ладонями.