Призрак совершает движения, как будто что-то рисует на потолке. Поскольку чертить ему нечем, он не оставляет линий, а просто водит в воздухе рукой; профессор внимательно следит за его движениями и заносит рисунок на листок бумаги.
Так постепенно появляется чертеж; это географическая карта, но такая, какую смог нарисовать древний араб Альхазред, основываясь на своих представлениях о земной поверхности, а также на тех знаниях, что удалось ему собрать и изложить в своей книге «Аль Азиф».
Закончив срисовывать карту, профессор показывает ее призраку.
— Это здесь?
Тот кивает.
— А из этих островов который Р’льех?
Призрак указывает крошечную точку на карте и делает какой-то загадочный жест, но профессор сразу все понимает.
— Ах вот как, он то опускается, то поднимается.
Призрак кивает.
Профессор переходит к другому вопросу, который, как я понял, давно вертится у него на языке.
— Скажи, Альхазред, где «Аль Азиф»?
Призрак отвечает не сразу; некоторое время он неподвижен, затем слегка поворачивает голову, словно пытаясь разглядеть нечто, недоступное его взору.
— В этой комнате? — спрашивает профессор.
Призрак кивает.
— В саркофаге?
Призрак качает головой.
Профессор оглядывает комнату. Здесь негде спрятать бумаги, разве что в стенах или под полом.
— Стены? — спрашивает он.
Призрак кивает.
— С южной стороны?
Нет.
— С северной?
Нет.
— С восточной?
Да. Призрак пытается что-то сказать; жалко смотреть на это несчастное, изуродованное тело, лишенное не только глаз, но и языка — страшное наказание тому, кто посмел посягнуть на тайны Властителей Древности.
Профессор продолжает задавать вопросы.
— Это рукопись?
Короткий кивок.
— Ее охраняют?
— Да.
— Где стражи, здесь?
— Нет.
— Внизу?
— Да.
— Это все?
— Нет, есть кое-что еще.
— Рукопись была закончена?
— Да.
— Но она частично уничтожена?
— Да.
— Я заберу то, что осталось, — говорит профессор. — Возвращайся к себе, Абдул Альхазред.
Мгновенно лохмотья и кости соединяются в единое целое и исчезают; туман рассеивается и оседает, как пыль; голубой огонь вокруг саркофага гаснет. В ту же минуту ко мне возвращаются силы; профессор закрывает саркофаг.
Затем он подходит ко мне и трясет меня за плечо.
— Проснитесь, мистер Колум, — шепчет он. — Мы узнали то, что нам нужно; теперь нельзя терять ни минуты.
Мы начинаем обшаривать восточную стену, в которой спрятаны остатки рукописи «Аль Азиф». Она должна находиться ближе к полу, рассуждает профессор, поскольку Альхазред наверняка был связан или скован цепями, так что спрятать рукопись наверху он не мог. Профессор лихорадочно прощупывает стены, все время к чему-то прислушиваясь. Наконец мы находим один неплотно пригнанный камень, который можно использовать как тайник. За камнем обнаруживаются листки рукописи «Аль Азиф», которые профессор торопливо сует в карман пальто. Затем мы ставим камень на место, выходим из комнаты и притворяем за собой бронзовую дверь.
Профессор застывает на пороге; склонив голову набок, он вслушивается в глухую тьму, стараясь уловить малейший звук, скрывающий еще бог весть какие тайны.
И вдруг мы услышали. До сих пор до нас долетал лишь тихий шелест песчинок, занесенных сюда ветром из пустыни, да звуки наших собственных шагов. Но теперь мы услышали другие звуки: из самых глубин подземелья прозвучал чей-то низкий рев, похожий на стон, которому, словно ветер, начали вторить другие, нечеловеческие голоса, я не могу их описать, ибо от этих звуков в жилах стыла кровь.
Взглянув на часы, я увидел, что близится вечер, и тут же почувствовал дуновение «ветра призраков», вылетавшего из подземных пещер. Стремясь выбраться из пещеры как можно скорее, я кинулся было бежать, но профессор удержал меня за руку.
— Стойте, — сказал он, — нам от них все равно не уйти. Пока у нас есть камни, мы в безопасности. Давайте спрячемся в одном из коридоров и переждем, пока не стихнет ветер.
Мы заползли в один из боковых коридоров, где затаились, погасив карманные фонарики. Едва мы спрятались, как главный коридор озарился серыми бликами, но то был не свет, а некое излучение, исходившее от самих стен. Мы могли различить противоположную стену коридора и отверстия боковых ходов. А затем налетел ветер; это был яростный вихрь, принесший с собой визг и стоны тысяч голосов, — я слышал вой, пронзительные вопли и стенания. Постепенно мне начало казаться, что в воздухе кружится вихрь не только голосов, но и бесчисленных лиц, похожих на морды ящериц, змей, лягушек — всех тех тварей, что я видел на рисунках в подземелье Безымянного города; они потоком проносились мимо, широко разевая пасти, словно протестуя против своей печальной судьбы, что обрекла их на вечные скитания вместе с призрачным ледяным ветром, от которого мы между тем продрогли до самых костей.