Он мчался по ночным улицам, зная, что его будут преследовать множество машин. У него была цель. Он гнал через город, по подсказке Ларри, внезапно слегка подрезая едущую впереди машину, заставляя ее притормозить, выскакивая на встречную полосу, поднимаясь на заднее колесо и привлекая внимание рассеянного водителя. Он знал, что его действия приведут к небольшим авариям, он знал, что не причинит этим людям большого вреда, и знал, что таким образом ему удастся задержать своих преследователей и оторваться от них. Ему уже казалось, что он ушел от погони, и, выжав газ до предела, он мчался вперед, не различая дороги, полагаясь на свой слух и на координирование Ларри. Внезапно Ларри просигналил тревогу – последний отделяющий Мартина от свободной трассы разъезд был заблокирован. Десять полицейских машин, открыты двери, один из офицеров кричит что-то в громкоговоритель, работает сирена, дула пистолетов направлены на него… Это все, что Мартин успел заметить. Увиденное, словно мгновенная фотография, запечатлелось в его памяти и потухло. Он, не снижая скорости, влетел на капот одной из машин, его подбросило вверх вместе с мотоциклом, и он почувствовал, что заходит на сальто. В момент, тот самый момент счастья, ради которого совершают подобные трюки, когда он с мотоциклом завис в точке невесомости, перед тем как снова, набирая скорость, обрушиться на землю, Мартин выхватил пистолеты и выстрелил в машины, которые оставлял далеко позади. Он знал, что попадет куда нужно. Он удовлетворенно услышал взрыв, и тень его байка на секунду бросило вперед из-за резкой огневой вспышки.
Пара чудом уцелевших машин продолжали погоню.
– Такое упорство должно быть вознаграждено. Жизнью как минимум. – Мартин обращался и к самому себе, и к Ларри. Он стремительно приближался к железнодорожному переезду, но с обеих сторон по рельсам, мелькая освещенными окнами, уже неслись составы.
– Проскочим? – Мартин пригнулся к рулю.
– Тебе нужен новый плащ. – Ларри, как обычно, звучал невозмутимо.
Сильный поток ветра ударил Мартину в лицо. Он выжал газ и сощурил глаза.
«Быстрее! Быстрее!» – билось в его голове.
Он проскочил перед первым поездом и, закрутив форсаж, вылетел за пределы путей, как раз успев промелькнуть перед несущимся на него скорым. Мартин почувствовал рывок за спиной и понял, что плащ, зацепившись за состав, остался там, далеко позади. Он счастливо рассмеялся, сам не зная чему.
– Ты как всегда прав, Ларри!
– Рад помочь.
Последний рубеж был преодолен. Ужасы его прошлого, жажда мести, ярость ненависти вместе с истерзанным плащом остались далеко позади. Тяжесть покинула его плечи. Остался терпкий вкус горечи. Осталась боль в сердце за самых любимых людей. Но от этой боли он не отказался бы ни за что на свете.
Начался дождь, но, несмотря на это, самое темное время суток минуло, и из-за туч ненадолго вышла полная желтая луна. Она осветила надпись на надгробном камне, перед которым стоял Мартин. Кристофер и Элен. Папа и мама. Мартин вдруг почувствовал опустошающую усталость и опустился на колени. Он говорил тихо, он знал, что будет услышан.
– Кажется, все позади. Но в сердце осталась непроходящая боль. Эта боль, по-моему, совсем заменила мне чувство любви. Наверное, так и должно быть. Ведь когда твои самые близкие люди так далеко, любовь не может не стать покойным страданием. Страданием, которое я принимаю. Папа, я отомстил. Мама, слышишь, я сделал это для вас и для себя. Я сделал это… – Он не мог говорить, горло сдавило, и слезы смешивались с каплями дождя.
…Он сразу же увидел два исхудавших за эту долгую ночь бледных лица. И глаза, направленные на входную дверь, неотрывно следящие за ней уже много часов. Профессор и Мелани не смогли двинуться с места, они продолжали смотреть на него – высокого хрупкого юношу с длинными мокрыми волосами, упавшими на лоб. Плащ не скрывал его тонкости, а грим смыло дождем. Сейчас перед ними стоял не Мститель – это вернулся их Марти. Будто в подтверждение этих мыслей, юноша, секунду назад встревоженно оглядывавший их напряженные фигуры, робко улыбнулся.
– Я вернулся. Все закончилось. Я вернулся…
И эти слова словно освободили от оцепенения и пожилого профессора, и юную девушку. Они кинулись к Мартину, боясь поверить в то, что их мальчик снова с ними.
Мелани повисла у Мартина на шее. Она плакала, не замечая и не утирая слез:
– Я так боялась. Я так боялась. Я так боялась, – твердила она. – Неужели теперь ты со мной?
– Ну что ты, что ты, глупая, – смеясь, Мартин гладил ее рыжую шевелюру. – Я всегда здесь, я всегда с тобой.
Профессор, крепко обняв Мартина, отошел к мониторам. Он старался не смотреть на мальчика и внимательно изучал какую-то схему на экране. Мартин улыбнулся, заметив, что и на морщинистой щеке профессора поблескивает слеза. Он ободряюще положил руку на его плечо:
– Ну, что скажешь, мой дорогой волшебник?
– В течение тысячелетий пытливый человеческий ум пытается познать этот мир и преобразить его, – профессор смущенно пожал плечами.