Маска (И)

Ужас длился два года, в течение которых Иемитсу почти не мог приезжать к своей любимой Нане и ангелочку-Тсунаеши. В то же время Девятый начал вести себя странно, а его сын Занзас вдруг вышел из-под контроля и напал на резиденцию Вонголы. Дон заморозил его техникой Первого и оставил во льду на целых восемь лет. Ходили слухи, что подверженные «Прорыву Точки Нуля» остаются в сознании и могут видеть и слышать все, что происходит рядом с ними. Так это было или нет, Иемитсу, к своему счастью, не знал, но ему было даже жаль Занзаса, которого столь сильно покарали за его проступок.

Однако Внешнему Советнику почти не было времени волноваться о других, он все еще старался установить личность Кровавого Тумана. Но по прошествии двух лет с момента начала резни, которую после назвали «Кровавой баней», убийца вдруг прекратил свои нападки. Затишье сначала показалось всем дурным знаком, но оно продержалось год, два, три… Казалось, Кровавый Туман исчез, но иногда он все же показывал свое лицо в виде очередной бесследной исчезнувшей Семьи.

Вслед за событиями Кровавой бани и последующих лет затишья последовали новые проблемы. Три родных сына Девятого стали гибнуть один за другим. Все подозревали в этом Варию, лишившуюся босса, а оттого озлобленную на всю Вонголу, однако доказательств причастности Отряда Убийц не было. Оставалось два кандидата за кресло босса — замороженный Занзас и Тсуна. Иемитсу ни в какую не соглашался возложить на сына такой груз, но Девятый был непреклонен.

В конце концов, Внешний Советник, видя, как ослабела Семья без наследника, с болью в сердце согласился. Он утешал себя мыслью, что в Тсуне течет кровь Примо, а его Пламя очень сильно, но все равно у него разрывалась душа, когда он думал о том, что его маленькому ангелочку придется убивать и командовать Семьей, насчитывающей несколько тысяч членов. Иемитсу было стыдно перед Тсуной, он не мог спокойно посмотреть ему в глаза, а потому число его возращений домой резко сократилось. Шаткая обстановка внутри Семьи и всего Альянса так же не способствовала семейному отдыху.

Шли годы, Тсуна рос и однажды Девятый послал к нему в качестве репетитора лучшего друга Иемитсу — Реборна. И с этого момента завертелись события со скоростью взбесившейся карусели. Сначала освобожденный Доном Рокудо Мукуро, затем новое нападение Кровавого Тумана, а после и Конфликт Колец. У Иемитсу каждый раз останавливалось сердце, когда он узнавал о новом испытании сына. Он был готов сорваться в любой момент, чтобы прийти ему на помощь, но Девятый запретил ему делать это. Скрепя зубами, мужчина оставался на своем месте, ведь не мог противиться прямым приказам босса.

И вот наконец ему удалось вырваться в Японию. Правда не при самых радужных обстоятельствах, но все же. Иемитсу был бесконечно рад видеть своего ангелочка, пусть тот, кажется, не разделял его счастья. Но его ли в этом винить? Он не видел Иемитсу два года, и имел право злиться на него. Время, проведенное в Намимори, резко подошло к концу, когда Внешний Советник получил тревожное известие от своих людей — с Девятым происходит что-то странное.

Иемитсу сорвался в Италию, чтобы увидеть обезумевшего Дона и его смерть. Мужчина был потрясен этим, ведь в свое время Тимотео заменил ему отца, помог подняться на ноги, сделал своим Внешним Советником. Как бы Иемитсу ни скрывал этого, но смерть Дона стала для него ударом. Однако буквально через несколько дней он в свои тридцать восемь[2] обзавелся сединой на висках, когда услышал короткую фразу от своего лучшего друга:

— Я буду краток. Тсуна серьезно ранен, он в коме.

Иемитсу чувствовал, как тяжело и больно Реборну говорить это, но его собственное сердце, казалось, вот-вот остановится. Мужчина почти не помнил, как отдавал приказы и садился в свой самолет. Огромный опыт и долг перед семьей заставили его перед вылетом пустить слух среди рядовых, что Девятый так же отправился в Японию. Так, паника и упадок Семьи была отсрочена.

Но мысли Иемитсу больше не занимала Вонгола, он думал о своем сыне, о его ранах, состоянии. Воображение рисовало ему больничную палату и кровать с белоснежным бельем, в которой, едва дыша, лежал его сын. Мужчина, будто наяву, видел его искалеченное, маленькое тельце, бледное лицо с кислородной маской, тоненькие ручки с вколотыми в вены иглами капельницы. К его ужасу, эта картина была почти полностью верной. Только бинтов и ран на теле Тсуны было еще больше.

В первый момент, когда он влетел в его палату, он увидел его утомленных Хранителей, заснувших рядом со своим боссом. У подростков были искусаны губы, а под глазами залегли тени — свидетельства их страха и переживаний за Тсуну. Один из них, Кея, кажется, сжимал ладонь его сына с таким выражением лица, будто, если он отпустит ее, шатен исчезнет. Привязанность Хранителей легла бальзамом на израненную душу Иемитсу, но состояние Тсуны ввело его в отчаяние.