Маска для злодея

Спустившись на первый этаж, я увидел пофыркивающий у самого подъезда грузовичок. Рядом, переминаясь с ноги на ногу, лыбились два тощих мужика. А на снегу, прямо у ступеней стоял громадный книжный шкаф. Эдакий, изъеденный жучком деревянный реликт. И выяснилось, что шкаф привезли не кому-нибудь, а именно нам. Люська умудрилась совершить совершенно чумовой трёхступенчатый обмен, в результате которого книга Стивенсона теперь была неизвестно у кого, а моя сестра стала обладательницей редкостной рухляди с претензией на абсолютную уникальность.

Заверив меня, что уже завтра днём за шкафом приедут люди, Люська молила о помощи. А когда книжный монстр оказался в квартире и мужики потребовали четыре тысячи за доставку и подъём, я взорвался.

…А деньги всё же пришлось заплатить. После чего появилось непреодолимое желание разбить Люськин ноутбук.

***

Во вторник наш класс побил рекорд по прогулам. Из двадцати двух человек грызть гранит науки пришло всего девять. Остальные, то ли грипповали, то ли симулировали. Не было на уроках и Михи. И вроде он уже вчера не приходил. Не могу вспомнить.

…Домой я вернулся в начале третьего, а в четыре мне позвонил Димон:

– Глебыч, – проорал он в трубку, – Миха Панин из окна выбросился!

Глава третья

M.A.K.S.

Миха остался жив – это главное. С переломом руки и сотрясением его доставили в больницу, где сначала поместили в реанимационное отделение, а вечером того же дня перевели в палату интенсивной терапии. Его состояние оценивалось, как среднетяжёлое, но врачи давали благоприятные прогнозы.

За один вечер Дмитрий Евгеньевич постарел лет на десять. На него было страшно смотреть: лицо изжёлта-бледное, осунувшееся, щёки впали, подбородок заострился, в воспалённых глазах блуждали чередующиеся огоньки надежды и отчаянья.

Миха был в сознании, он мог видеть, слышать, говорить, чувствовать, но упорно продолжал изображать глухонемого. Ни на один вопрос врачей он не дал ответа: лежал, как изваяние, смотрел то в потолок, то в стену и молчал.

– Выбросился или выпал случайно, вот в чём вопрос, – сказала Люська вечером, когда мы собрались у нас на кухне. – Разница огромная, если Мишка, скажем, по неосторожности выпал из окна, расклад один.

– С какой стати Мишане сводить счёты с жизнью? – перебил её Димон. – Конечно, случайно выпал.

– Хорошо ещё второй этаж. Жил бы на пятом – кранты парню.

Я пересказал воскресный разговор с Паниным, и сразу же в кухне повисла пауза; странные слова Михи завели в тупик и наводили на мысли.

Вообще, Миха в последнее время сильно изменился, и это заметил не только я, но и всё его окружение. Год назад, Мишка Панин был хилым парнем, тихим, где-то даже забитым, совершенно неконфликтным. Одевался старомодно, носил очки, волосы зачёсывал на пробор. Со стороны – типичный ботаник. И хотя над ним в классе никто особо не подтрунивал (хотя дураков всегда хватает), Миха старался держаться особняком. Общения как такового не чурался, но тусовки и прочие совместные мероприятия, по возможности избегал. Танька Астапова, с которой он вроде бы встречался, но оба почему-то жутко стеснялись своих необычайно робких отношений, постоянно стремилась его опекать. И Миха этому не противился. Нравилось ему, что Танюха хлопочет над ним, как над ребёнком.

Миха с Танькой были настолько незаметны в классе, что никто особо к ним не приглядывался.

И вдруг с Паниным начали происходить метаморфозы. Первые изменения заметил наш физрук, который уже не воспринимал вечно болезненного Мишку за полноценного ученика. На физре Миха всегда плёлся в самом конце. Подтягиваться не умел, отжимался ровно полтора раза и то с таким трудом, что семь потов с него сходило. Во время игр с мячом, шарахался от него, как от прокажённого. Кроссы никогда не бегал, жаловался на боли в подреберье, через «козла» не прыгал, на лыжах не ходил.

А тут ни с того ни с сего, на физре, Миха подошёл к турнику и к удивлению класса начал подтягиваться. Раз подтянулся, второй… десятый… На двадцать пятом разе физрук чуть свистком не поперхнулся. С тех пор физра стала любимым уроком, Миха и подтягивался и отжимался, и мяч гонял, а на стометровке имел лучшие результаты. Да и окреп Миха, мускулатура появилась, выражение лица стало непроницаемым, куда-то делась цыплячья шейка, сползло выражение вечной неудовлетворенности и тревоги.

Изменились и предпочтения, Миха сменил имидж, подстриг волосы, сделал «ёжик», очки сменил контактными линзами, старые шмотки отправил на помойку. Короче говоря, ботаник переродился в крутого парня. Только без борзости и нахальства: тихим был, тихим остался. Но уже со стальным стержнем внутри, и те редкие приколисты, что есть в каждом классе, шуточки в Михин адрес больше не отпускали.

А теперь выяснилось, что и в материальном плане у Паниных дела наладились, евроремонт, дорогие вещи. Странно это.

***

Пару дней спустя у нас появилась пусть и скудная, но всё-таки информация. Алиса встречалась с Танюхой, Димону удалось переговорить с Витькой, они с Михой вроде изредка общались.

– Что сказала Танька, Алис?