Выйдя из метро, я побрёл по заснеженной дороге в сторону супермаркета. Идти домой не хотелось, там пусто, словом не с кем перекинуться, а в магазине людно, шумно, ходишь среди снующих туда-сюда покупателей, и вроде как мысли в порядок приходят. И холодильник затарить не мешает, может, увидев гору продуктов, у Люськи проснётся совесть, и она приготовит что-нибудь съедобное. Надоело питаться яичницей, сухомяткой и шоколадом. Шоколада у нас в квартире – тонна. Люська его ест, чуть ли не килограммами, сидя за ноутом может за раз сгрызть несколько плиток. И всё равно остаётся тощей. У неё все калории растрачиваются на безрассудства.
Накидав в тележку всего понемногу, я докатил её до кулинарии, откуда рождался такой аппетитный запах жареной курицы, пиццы, пирожков и салатов, что едва дождавшись своей очереди, я изошёл слюной.
У касс позвонил Алиске. Увы, не учёл, что она теперь у нас занятая. Кроме слов: «
– Глебыч, – говорил тот в каком-то отдалении, и голос его тонул в треске и непонятного происхождения свисте. – Перезвони мне позже. Глебыч, ты меня слышишь? Позже, говорю, перезвони. Здесь связь плохая. Или завтра в школе пересечёмся.
Чуть погодя, не рассчитывая застать дома Люську, я с тремя набитыми пакетами протиснулся в подъезд.
– Глеб, как хорошо, что тебя встретила, – крикнула мне Наталья Эдуардовна, соседка со второго этажа. Она выгребала из почтового ящика многочисленные рекламные листовки, бегло и явно с отвращением их просматривала, и сразу же отправляла в урну. – Я звонила вам вчера, никто не снимал трубку. Диана на гастролях?
– На съёмках.
– И где на этот раз?
– Хельсинки.
– Хельсинки – это хорошо, – нараспев произнесла Наталья Эдуардовна, поднеся ближе к глазам листовку с рекламой пластиковых окон. – Никогда там не была. Хельсенки-Хельсенки. Всякую дрянь в ящики бросают. Слушай, Глеб, нам тебя когда ждать?
– Меня? А зачем вы меня ждёте?
– Подожди, – растерялась Наталья Эдуардовна, заметив на моём лице удивление. – Разве Диана с тобой не разговаривала?
– О чём?
– О занятиях со Славиком.
– Впервые слышу.
– Она забыла, – это было произнесено на выдохе и, определённо, с театральными интонациями. – Забыла! Глеб, выручай. Диана, говорила, ты в совершенстве владеешь английским.
– Она преувеличила. Я неплохо знаю язык.
– Не важно. Главное – ты его знаешь. Глеб, Славику нужна помощь. В школе с первого класса преподают иностранный язык, а Славик же такой рассеянный, с ним бы позаниматься. Я хорошо заплачу.
– Наталья Эдуардовна, вам лучше нанять репетитора, пользы будет больше. Я никогда не занимался с детьми, даже не знаю, как это делается.
– Глеб, но Диана же мне обещала. Что тебе стоит, – соседка смотрела на меня взглядом уставшей преданной собаки. – А Славик такой рассеянный, – повторила она излюбленную фразу. – Ты хоть попытайся.
– За результат ручаться не могу.
– И не надо, – воспряла духом Наталья Эдуардовна. – Целый килограмм макулатуры в ящик запихнули, что ты будешь делать. Глеб, спасибо. О! А это меня интересует, – Наталья Эдуардовна бросила в сумку цветную рекламу и, улыбнувшись, спросила: – Когда тебя ждать?
– На днях, – уклончиво ответил я.
– Спокойней всего Славик бывает вечерами, где-то между семью и девятью вечера. Сможешь прийти в это время?
– Постараюсь, – я подошёл к лифту и нажал кнопку вызова.
Славику было семь лет, и думается мне, английский язык интересовал его так же, как меня уроки химии. Представляю, как будут проходить наши занятия: я Славику вдалбливаю английскую грамматику, а он смотрит на меня как на идиота и думает, когда же я умолкну, или скажу, что-нибудь действительно интересное. Да уж, весёленькие уроки нас ожидают.
***
Распахнув дверь и сделав пару шагов в темноту, я, как и полагается, столкнулся со шкафом. Ладно, уже привык, главное, не обращать на него внимания и верить, что скоро его заберут. Конечно, заберут, успокаивал я себя, пытаясь побороть нарастающее раздражение. А может, шепнула шальная мыслишка, пока дома нет Люськи, сбегать вниз, договориться с дворником и отнести эту рухлядь на помойку? Так и сделаю.
Включив на кухне свет, я успел поставить у стола сумки и буквально остолбенел от неожиданности. Возле батареи медленно, обленившись от переедания, копошилась толстая мышь. Кто-то успел отгрызть ей хвост, с маленьким обрубком (не больше сантиметра) и почему-то не привычного серого, а каштанового цвета, мышь показалась мне вконец обнаглевшей.
Вспомнив, что у Тамары Филипповны есть кошка, я рванул к соседке. Услышав мою просьбу, мне сразу вручили недовольную Басю, беспородную кошку размером с поросёнка. У Баси в жизни было две радости: еда и сон. И сейчас по моей вине одной радости её лишили, безжалостно выдернув из лап сладкого сна.