Маска Димитриоса

10 Восемь ангелов

В Париж Латимер прибыл синевато-серым ноябрьским днем.

Когда такси пересекло мост к острову Сите, он на мгновение увидел панораму из низких черных облаков, быстро подгоняемых холодным пыльным ветром. Длинный фасад домов на набережной де Коре выглядел неподвижным и таинственным. Как будто за каждым окном скрывался наблюдатель. В тот день осенний Париж имел мрачную формальность гравюры, выполненной на стали.

Это создавало гнетущее впечатление, и, поднимаясь по лестнице в отеле на набережной Вольтера, Латимер страстно захотел вернуться в Афины.

Номер оказался холодным, но для аперитива было рановато. Он поел в поезде, и рано обедать ему не хотелось. Латимер решил посмотреть, что там снаружи дома номер три в тупике Восьми ангелов. Тупик, уходящий от рю де Ренн, найти было непросто.

Это был широкий, вымощенный булыжником проход в форме буквы «L», защищенный сбоку у входа высокими железными воротами. Они крепились к стенам массивными скобами и, очевидно, не открывались много лет. Высокий забор отделял одну сторону тупика от глухой боковой стены прилегающего многоквартирного дома. Еще одна глухая цементная стена, уже без ограды, была украшена надписью «DEFENCE D’AFFICHER, LOI DU 10 AVRIL 1929»,[25] сделанной видавшей виды черной краской.

В тупике стояли только три дома. Они располагались у подножия буквы «L», и их не было видно с дороги. Они лишь краешком выглядывали сквозь узенький проем между зданием, где была запрещена расклейка афиш, и задней стеной отеля, над которой, словно змеи, сплетались водосточные трубы. Жизнь в тупике Восьми ангелов, подумал Латимер, похожа на репетицию вечности. Очевидно, побывавшие здесь до Латимера люди пришли к такому же выводу — из трех домов два были закрыты и необитаемы. Но в третьем, под номером три, кто-то жил, хотя только на первом и пятом этажах.

Чувствуя себя правонарушителем, Латимер медленно прошел по неровным булыжникам ко входу в дом номер три.

В распахнутую дверь он увидел покрытый плиткой коридор, выходивший с другой стороны в маленький сырой дворик. Комната консьержа справа от двери пустовала, и не было заметно никаких признаков того, что ею вообще пользовались. Рядом, на стене, висела пыльная доска с табличками под имена. Три из них пустовали. На четвертой разместился грязный клочок бумаги, на котором фиолетовыми чернилами кто-то напечатал имя «Кайе».

Латимер не узнал ничего нового, кроме того, в чем и не сомневался: адрес, который дал ему мистер Питерс, реально существовал. Он развернулся и вышел на улицу. На рю де Ренн он нашел почтовое отделение, где купил письмо-секретку для отправки по пневматической почте, написал свое имя и название отеля, адресовал мистеру Питерсу и бросил в желоб. Он также послал открытку Марукакису. Теперь все зависело от мистера Питерса. Хотя кое-что он мог и должен был сделать сам: найти, что писали в парижских газетах о банде наркоторговцев в декабре 1931 года.

На следующее утро в девять часов, не получив ни слова от Питерса, Латимер решил покопаться в подшивках газет.

Газета, которую он выбрал для детального изучения, содержала несколько упоминаний того дела. Первое было датировано 29 ноября 1931 года. Заголовок сообщал: «Арестованы наркоторговцы», — дальше Латимер прочел:

Вчера в квартале Алезия были арестованы мужчина и женщина, занимающиеся распространением наркотиков. Они являются членами печально известной иностранной банды. В течение ближайших дней полиция намерена провести новые аресты.

И все. Латимеру это показалось любопытным. Три убогих предложения, по-видимому, были выдернуты из более длинного сообщения. И ни одного имени. Возможно, конечно, полицейская цензура.

Следующее упоминание появилось 4 декабря под заголовком: