Маска Димитриоса

Полноватая, но с хорошей фигурой, держалась она неплохо. Платье ее, очевидно, стоило немалых денег, а густые темные волосы выглядели так, как будто последние два часа над ними колдовал парикмахер. И все же в ней безошибочно чувствовалась потрепанность.

В облике сквозила какая-то изменчивость, как будто Превеза впала в спячку и жизненные функции ненадолго вышли из строя. Казалось, что в любой момент волосы начнут развеваться, платье небрежно соскользнет с гладкого кремового плеча, рука с огромным бриллиантовым кольцом поднимется, чтобы поправить розовые шелковые бретельки и рассеянно пригладить волосы. Рот был твердым и добродушным, а в слегка заспанном взоре проглядывала беззаботность, что заставляло вспомнить о забытом. О неуклюжих позолоченных креслах в отеле, усеянных сброшенной одеждой, и о бледном свете зари, пробивающемся сквозь закрытые ставни, о розовом масле и о заплесневелом запахе тяжелых штор на медных кольцах, о звуке теплого медленного дыхания спящего на фоне тиканья часов в темноте. Но сейчас эти глаза были открыты и бдительно за всем наблюдали, в то время как губы щедро расплывались в приветливой улыбке.

Марукакис подозвал официанта и что-то ему сказал. Мужчина заколебался, потом кивнул и, отклонившись от обычного маршрута, прошел туда, где мадам Превеза разговаривала с каким-то полным человеком, обнимавшим одну из танцовщиц кабаре. Официант прошептал ей что-то на ухо. Мадам Превеза прервала разговор и обратила на него внимание. Официант указал на Латимера и Марукакиса, и на мгновение ее глаза оценивающе задержались на них. Потом она отвернулась и возобновила свою беседу.

— Через минуту подойдет, — сказал Марукакис.

Вскоре хозяйка покинула полного человека и продолжила турне по залу, кивая посетителям и снисходительно улыбаясь.

Наконец она дошла до их столика, и Латимер невольно вскочил на ноги. Глаза мадам Превезы изучали его лицо.

— Вы хотели со мной поговорить, господа? — обратилась она к ним по-французски с сильным акцентом.

— Вы окажете нам большую честь, если на минуточку присядете за наш столик, — сказал Марукакис.

— Конечно. — Она села рядом с ним.

Тут же появился официант; мадам жестом отправила его прочь и взглянула на Латимера:

— Месье, вас я раньше не встречала. Вашего друга видела, хотя не здесь. — Она посмотрела на Марукакиса: — Вы хотите написать обо мне в парижских газетах? Если да, то вам стоит увидеть оставшуюся часть моего шоу — и вам, и вашему другу…

Марукакис улыбнулся:

— Нет, мадам. Мы злоупотребляем вашим гостеприимством в надежде на кое-какую информацию.

— Информацию? — В темных глазах промелькнуло недоумение. — Я не знаю ничего, что могло бы вызвать интерес.

— Мадам, ваша осмотрительность всем известна. Однако дело касается человека, который умер и уже похоронен. Вы знали его более пятнадцати лет назад.

У нее вырвался смешок, и Латимер заметил плохие зубы. Затем Превеза рассмеялась так вызывающе громко, что затряслось все тело. Этот отвратительный звук разоблачил навевающее дремоту чувство собственного достоинства и показал ее истинный возраст. Когда затих смех, она слегка закашлялась.

— Вы отпускаете завидно изящные комплименты, месье. Пятнадцать лет! Вы считаете, что я так долго буду помнить какого-то мужчину? Святая Дева Мария, полагаю, вы все же должны меня угостить.

Латимер подозвал официанта.

— Что будете пить, мадам?

— Шампанское. Только не эту дрянь. Официант знает. Пятнадцать лет!..

— Мы не смели надеяться, что вы помните, — начал Марукакис немного холодно. — Если вам что-нибудь скажет имя Димитриос, Димитриос Макропулос…

В тот момент она закуривала, но после этих слов замерла, держа горящую спичку в руке и сфокусировав взгляд на кончике сигареты. На несколько секунд ее лицо застыло, Латимер заметил только, как уголки губ медленно поползли вниз. Ему показалось, что шум вокруг внезапно стал тише, как будто в уши вставили вату. Мадам медленно прокрутила пальцами спичку и бросила ее на тарелку перед собой. Потом, не глядя на них, очень тихо произнесла:

— Я не хочу вас здесь видеть. Убирайтесь. Оба!

— Но…

— Вон!

Она не повышала голоса и не двигала головой.

Марукакис посмотрел на Латимера, пожал плечами и встал. Латимер последовал его примеру.

Превеза мрачно взглянула на них.

— Сядьте, — резко сказала она. — Мне не нужны сцены.

Они сели.

— Тогда объясните нам, мадам, — язвительно заметил Марукакис, — как мы можем отсюда убраться, не вставая со стульев.

Правой рукой она схватилась за ножку бокала, и в какой-то момент Латимеру пришла мысль, что она намерена разбить его о голову грека. Потом ее пальцы расслабились, и она что-то сказала по-гречески — так быстро, что Латимер не смог ничего разобрать.

Марукакис покачал головой.

— Нет, он не связан с полицией, — услышал Латимер его ответ. — Он пишет книги и пытается кое-что разузнать.

— Зачем?

— Простое любопытство. Месяц или два назад он видел мертвое тело Димитриоса Макропулоса в Стамбуле и заинтересовался им.

Превеза развернулась к Латимеру и порывисто схватила его за рукав:

— Он мертв? Вы уверены, что он мертв? Вы правда видели его тело?