— В город прислали нового врача. Люди сплетничали о тебе много лет… Бедный дедушка Эгмонт. Он ходил и бормотал: «Я потерял обоих сыновей разом». Он сначала все носился с Эсмондом, а потом стал приглашать Малкома. Мы все раздумывали, будет ли Малком следующим после Эсмонда наследником. Но так и не узнали, ведь дедушка Эгмонт таил обиду на деда Малкома. Он был привязан ко мне, некоторые считали, что следующей наследницей буду я, если у Эсмонда не будет детей: Дед всегда больше любил девочек, чем мальчиков, — она захохотала. — Семейная черта, присущая мужчинам нашего рода в течение многих веков! Дед понял, что у девочек могут быть и другие достоинства, кроме красивой внешности и шарма. Он водил меня по имению, объяснял, показывал постройки. Его любимая поговорка: тетиву лучше подвязывать двумя шнурами. Гарт прозвал Эсмонда, Малкома и меня «три тетивы».
Она умела в кажущемся непринужденном разговоре найти момент, когда метнуть стрелу. А когда та попадала в цель, на ее лице появлялось невинное выражение, и никому не могло прийти в голову, что сделано это намеренно.
Она проявила интерес к строительству больницы, но сумела принизить ее значение. «Замечательно иметь больницу на далеком острове, — заявила она. — Она сможет стать филиалом настоящей больницы, правда? Вы подготовите из черных туземцев медсестер? Восхитительно!»
Она все превратила в пьесу. Я заметила, как изменился Филип. На его лице больше не появлялось самоотверженное выражение, когда он говорил о своей работе.
Я задумалась, а не возникла ли и у отца мысль, что этот проект — неосуществимая, дикая мечта.
Мы сидели с Анабель на нашем любимом месте под пальмами в тени вулкана, смотрели на перламутровое зелено-голубое сверкающее море, слушали нежный рокот волн, и Анабель призналась:
— Лучше бы Сюзанна к нам не приезжала.
Я молчала. Я не вполне согласна с ней, Сюзанна меня волнует. Все изменилось с ее приездом, ничего, что перемены прошли не слишком гладко и спокойно. Меня восхищала моя сестра.
— Я несправедлива, — размышляла Анабель. — Естественно, она напоминает о событиях, о которых мы предпочли бы забыть. Ее нельзя обвинять. Просто она заставляет нас винить самих себя.
— Я так странно себя чувствую… словно вижу свое живое отражение.
— У вас не полное сходство. Черты похожи. Я помню ее в детстве, она была вредная. Но в детях это извинительно. Но я несправедлива.
— Она мила со всеми, — задумалась я. — Кажется, она стремится нам понравиться.
— Некоторые специально так себя ведут. Внешне все пристойно, не на что указать пальцем, но они вынуждают других к действиям и строят невинный вид, будто не понимают происходящего. Мы все изменились после ее приезда.
Я много обдумывала ее слова. Она права. Мама лишилась хорошего настроения. Я знала, она постоянно вспоминает Джессами. Мой отец тоже заново переживал прошлое. Смерть брата стала для него слишком непосильной ношей. Ему не нужно было напоминать о содеянном, он искупал свой грех спасением чужих жизней. А сейчас его вина тяжело давила ему на плечи. Кроме того, принизили значение его больницы. Вместо рискованного предприятия она казалась детской забавой.
Филип тоже изменился. Мне не хотелось думать о нем. Я только поверила, что он начинает любить меня. В первое мое посещение их фермы, я была для него подругой сестры, школьницей. Нам нравилось быть вместе, разговаривать. Я находилась под большим впечатлением от увиденного. Потом он свыкся с мыслью, что я выросла. Я считала его приезд на остров своей заслугой. Мои родители разделяли мою уверенность. Мы были счастливы все вместе. Кошмар страшной трагедии, которую пережили мои родители, уменьшился со временем, хотя он и не мог исчезнуть бесследно. Теперь он снова повис над ними. Вряд ли Сюзанну можно обвинять в этом, просто она так себя вела, словно это случилось вчера. Но Филип? Как она повлияла на него? Она его привлекает!
Однажды я встретила Кугабель, и она прошептала:
— Берегись ее. Она наводит порчу на Филдо. Филдо — это Филип. Его умиляло, когда его так называла Кугабель. Это означало Филип доктор. Филдо.
Кугабель дотронулась до моей руки и выразительно взглянула своими прозрачными глазами.
— Кугабель будет следить для тебя.
А, подумала я, мы опять стали кровными сестрами.
Я довольна, что наши отношения улучшились, но меня тревожили ее намеки. Тем более, что я уверена в ее искренности.
Естественно, что Филип увлекся Сюзанной. Ему нравилась я, а она похожа на меня, только в более блестящей упаковке. Модная одежда, манера разговаривать, походка, — все в ней соблазнительно. Но как печально стоять рядом и видеть, как интерес Филипа ко мне ослабевает, а к чарам Сюзанны все крепнет.
Мама стала прохладно относиться к нему, отец тоже. Вероятно, они обсудили перемену в нем и пришли к выводу, что Сюзанна — не делая ничего предосудительного, наоборот, будучи обаятельной со всеми — смешала наши планы на будущее.
Ей нравилось находиться рядом со мной. Она меня привлекала, и одновременно я испытывала к ней неприязнь.