Машина пространства

Новое беспокойство обрело форму непрекращавшейся вибрации двигателя. Возможности заниматься его профилактикой не было, но я знал, что один из клапанов необходимо заменить. Тем не менее, у меня была уверенность, что это дело можно отложить до прибытия в Бристоль, и ничего не сказал своим пассажиркам.

Насколько мне представлялось, хуже всего будет в начале путешествия, когда придется избегать забаррикадированных участков дороги в предместьях Лондона. Поэтому я обогнул город по его северо-западной границе и направился в Уотфорд (без баррикады), затем Рикмансуорт (с баррикадой, но и открытым для транспорта объездом), а далее напрямик через Амершэм, Хай-Уикомб и затем на юг к Хенли-на-Темзе. Чем больше мы удалялись от Лондона, тем меньше и меньше попадалось явных признаков возможных неприятностей. Мы почувствовали себя спокойнее. Нам даже удалось залить в бак еще бензина и наполнить запасные канистры.

В маленьком кафе на пути в Ридинг нам подали ленч. Затем мы направились к главной дороге на Бристоль, не сомневаясь, что доберемся до наступления ночи.

Проехав восемь километров в западном направлении от Ридинга, автомобиль стал терять скорость; вибрация резко усилилась, мощность двигателя явно упала. Я не останавливал машину сколько было возможно, но на первом же подъеме дороги она встала сама. Я обследовал все, что мог, но системы подачи топлива и зажигания были в порядке; оставалось предполагать, что клапан, наконец, сломался.

Я уже собирался обсудить возникшую проблему с Изобель и Салли, когда подле нас остановилась полицейская машина.

Несколько месяцев я работал барменом с неполным рабочим днем в одном в лондонском районе Ист-Энд. Была необходимость в дополнительном заработке. Я тогда готовился к выпускным экзаменам и от стипендии быстро ничего не оставалось.

Я с изумлением узнал, что Ист-Энд представляет собой ряд почти не связанных друг с другом гетто: еврейского, негритянского, китайского, греческого, киприотского, итальянского и английского. До этой работы я полагал, что Ист-Энд населен главным образом белыми. Трактир верно отражал космополитизм района, хотя было очевидно, что сам трактирщик от этого не в восторге. В баре часто возникали перебранки и нас инструктировали убирать со стойки бутылки и стаканы, если дело приближалось к драке. Одной из моих обязанностей, как бармена, было разнимать дерущихся.

Я работал в трактире уже три месяца, когда хозяин решил нанять поп-группу на уикенды; через пару недель начались неприятности. Тип завсегдатая заметно изменился.

Вместо старых пьяниц с предсказуемыми манерами поведения и свойственным всем пьяницам самомнением трактир стал привлекать молодежь. Большая часть былых клиентов среднего возраста появляться перестала и через пару месяцев любому посетителю было меньше тридцати лет.

В то время в моду входила цветная и небрежно сидящая одежда, но завсегдатаи трактира эту тенденцию не разделяли. Со временем я понял, что это было внешним выражением врожденного консерватизма, распространенного в Ист-Энде очень широко.

Трактирщика звали Гарри, его фамилию я никогда не знал. Когда-то он был борцом в схватках на выносливость и на стене позади стойки висело несколько его фотографий, для которых он позировал в атласном халате и с длинной косичкой. От самого Гарри я не слышал рассказов о его подвигах на борцовском ринге, хотя его жена как-то сказала, что он заработал на этом достаточно денег, чтобы купить трактир.

Перед самым закрытием в бар приходило несколько друзей Гарри примерно его возраста. Он часто приглашал их остаться после закрытия, чтобы выпить с ними. В таких случаях он предлагал мне несколько шиллингов и я оставался обслужить их. В результате мне пришлось быть свидетелем множества разговоров старых друзей и я узнал, что их предубеждения и взгляды расового или политического толка были так же консервативны, как подходы к манере одеваться прочих посетителей бара.

Несколькими годами позже Джон Трегарт и его партия получили надежную поддержку избирателей именно в районах со свободным смешением разнорасового населения.

Мы еще несколько дней стояли лагерем. Ни у кого не было решения, что делать дальше. Большинство мужчин в результате похищения потеряли жен или партнерш по постели. И хотя из того, что случилось с Уилленом, мы прекрасно понимали сколь бессмысленно близко подходить к афримам, едва ли не инстинктивно продолжали оставаться там, откуда забрали наших женщин. Я тревожился, не переставая беспокоиться за судьбу Салли. До Изобель мне было мало дела. Стало немного легче, когда спустя неделю прошел слух, что мы отправляемся к Августину.

Лично у меня не было тяги к его обители, но это, по крайней мере, означало, что мы стронемся с места с какой-то конкретной целью.

Пока мы грузили пожитки на ручные тележки и готовились к отправке, Лейтиф подошел ко мне и подтвердил, что мы действительно направляемся к Августину. Это, сказал он, благотворно повлияет на моральный дух людей.