Машина пространства

– Я уверен, что Николсон прислушается к нашим доводам, – ответил я.

– А если нет?

Я не знал что ответить и сказал:

– Я только что слушал радио. Говорили, что афримы принимают условия амнистии, но занятие пустых домов продолжается.

– Что значит, пустых?

– Мне бы даже не хотелось думать об этом.

С заднего сидения подала голос Салли:

– Папа, мы почти дома?

– Да, дорогая, – ответила Изобель.

Я запустил двигатель и тронулся. Через несколько минут мы были у въезда на нашу улицу. Полицейские машины и армейские грузовики исчезли, но оплетенная колючей проволокой баррикада была на месте. На противоположной стороне дороги стоял темно-синий фургон с телевизионной камерой на крыше. Возле нее возились двое мужчин. Спереди и с каждого борта камеру ограждало толстое стекло.

Я остановил машину в пяти метрах от баррикады, но оставил двигатель включенным. Возле баррикады никого не было видно. Я посигналил и тут же пожалел об этом. Из ближайшего к баррикаде дома показалось пять человек. Все с карабинами. Они направились к нам и это были афримы.

– О, Боже, – вздохнул я.

– Алан, поговори с ними. Возможно они не пользуются нашим домом!

В ее голосе слышались истерические нотки. Ничего не решив, я сидел на месте и смотрел на приближавшихся людей. Они выстроились в шеренгу у баррикады и бесстрастно уставились на нас.

Изобель продолжала настаивать. Я вышел из машины и направился к ним.

– Я живу в доме 47. Пропустите нас, пожалуйста, – сказал я. Ответа не последовало, они просто смотрели на меня. – Моя дочь больна. Мы должны уложить ее в постель.

Они смотрели.

Я повернулся к телевизионщикам и крикнул:

– Может мне кто-нибудь сказать, пропустят ли нас сегодня?

Они не ответили, хотя один из мужчин на крыше фургона направил в нашу сторону микрофон, опустил вниз камеру и подрегулировал ее настройку.

Я снова повернулся к африканцам.

– Вы говорите по-английски? – спросил я. – Мы должны попасть в дом.

Долго было тихо, потом один из вооруженных патрульных крикнул, неимоверно коверкая слова:

– Подите прочь!

Я забрался в машину, включил передачу и, развернувшись на пустынной дороге, поехал прочь от дома, прибавляя скорость. Когда мы миновали телевизионный фургон, афримы открыли огонь и лобовое стекло машины покрылось трещинами, которые сделали его прозрачным. Я ударил по стеклу согнутой в локте рукой и оно рассыпалось дождем осколков. Изобель завопила и сползла с сидения, закрыв голову руками. Салли крепко обняла меня сзади за горло и что-то бессвязное кричала в ухо.

Когда мы отъехали метров на сто, я снизил немного скорость и дернулся вперед, чтобы вырваться из рук Салли. В зеркале заднего обзора я видел, что телеоператор развернул камеру и снимал наше бегство.

Я стоял вместе с другими на пляже Брайтона. Мы смотрели на дрейфовавшее в Ла-Манше старое судно, которое имело крен на левый борт двадцать градусов, как сообщалось в газетах. Оно находилось примерно в миле от берега во власти сильного волнения. Спасательные суда из Хова, Брайтона и Шорхэма ожидали команду по радио, чтобы взять его на буксир. Между тем мы на берегу видели, что судно тонет. Многие из нас приехали сюда, преодолев не один десяток километров.

Я добрался до нашей главной группы, не наткнувшись на патрули, и как только представился благоприятный момент подошел к Лейтифу и отдал ему кинжалы из зеркального стекла.

Ничего не сказав об успехах других добытчиков, он критически осмотрел кинжалы и не смог скрыть неудовольствие моей инициативой. Взяв один в руку, он взвесил его на ладони и попытался укрепить на поясе. Всегда недовольное лицо Лейтифа стало еще более хмурым. Я хотел было принести извинения за грубую обработку кинжалов, вполне объяснимую ограниченным выбором материала и инструмента для изготовления оружия, но промолчал, потому что ему это было ведомо и без меня.

От критических замечаний он вежливо воздержался, но его практическое действие не заставило себя ждать – Лейтиф выбросил мои поделки.

Я это видел и решил ничего не говорить ему о бензиновых бомбах-бутылках.

В годы отрочества, как и большинству мальчиков, мне пришлось пройти много озадачивавших стадий на пути освоения сексуальной стороны жизни.

Неподалеку от местечка, где я жил с родителями и братьями, был большой участок брошенной земли, заваленный грудами строительных материалов и во множестве мест изрытый бульдозерами. Я понимал, что планировалось освоение этого участка, но по каким-то неизвестным мне причинам строительство отложено. Место стало идеальной площадкой для моих игр с друзьями. Хотя нам строго-настрого запрещалось там бывать, сотни укромных уголков позволяли скрываться от любых форм власти над нами, включая родителей, соседей и местного полицейского констебля.