Маша и Медведев

Дмитрий Медведев, несмотря на большие возможности, был человеком неприхотливым, но жизнь отшельника в первобытном лесу явилась для него серьезным испытанием.

Пристанищем ему служила низкая бревенчатая избушка, больше похожая на баньку, треть которой занимала большая русская печь. Печка давала тепло, керосиновая лампа — свет, озерцо — воду и рыбу. Самым щедрым был лес — дарил дровами, грибами, орехами, дичью. Остальное приносили старики — генерал и его друг-лесник, Аркадий Иванович Бояринов: хлеб, продукты, керосин, патроны и газеты, батарейки для транзистора.

«Как мало нужно человеку для поддержания жизни, — думал Митя. — И как неизмеримо много. Как все мы зависимы друг от друга. — И усмехался: — Да, не получается из меня Робинзона Крузо…»

Надо было постоянно что-то делать, чтобы отвлечь себя от мрачных мыслей. Но лес ведь не город, здесь все настроено на созерцание и размышление.

Очень тревожило молчание фээсбэшника. Не хотелось думать, что опасения его сбылись и самое страшное действительно случилось. А если так, значит, на связь следует выходить самому. Но очень осторожно, опосредованно. Потому что без него, Дмитрия Михайловича Медведева, живого и здорового, и кассета с показаниями фээсбэшника, и фотопленка не стоят выеденного яйца.

Друзей подвергать смертельному риску нельзя — у всех семьи, дети, для них он умер. Есть женщина, Нинель, которая тоже считает его мертвым. Но это вариант даже не для крайнего случая. Значит, остается последний и единственный — в Москву должен ехать самый дорогой для него человек, Василий Игнатьевич. Тертиум нон датур — третьего не дано: или он сам, что чревато почти неминуемым провалом, или старик…

И генерал отправился в дорогу. Встретился с нужным человеком, телефон которого оставил чекист, а еще позвонил той самой женщине, Нинели, сообщил, что Медведев жив, помнит о ней, но приехать и даже весточку подать пока не может. Очень он Митю уговаривал не делать этого, не рисковать, но тот остался непреклонен. И совершил роковую ошибку, потому что Нинель не долго скорбела, потеряв любимого, утешилась в объятиях Карцева, и здесь его заменившего…

Она не сразу открыла ему чужую тайну, мучительно выбирая, к которому из мужчин прислониться. И в итоге предпочла Карцева, потому что именно у него были теперь большие деньги, а у Мити пока только большие проблемы.

Реакция нового любовника на чудесное воскрешение старого повергла ее в шок. Они резвились в постели, заполняя паузу между соитиями: Карцев плескал шампанское во впадинку ее пупка, слизывая сладковатые потеки с живота и бедер, и начал уже заводиться по новой.

— Теперь ты моя, — шептал он, жадно любуясь извивающимся под его языком телом. — Никому не отдам, сам съем…

И Нинель, хихикая и вздрагивая от щекотных прикосновений, шутливо пригрозила:

— А вот к Митьке уйду, что тогда будешь делать? Он ведь живой, Митька-то. Мне какой-то мужик звонил…

Карцев дернулся и замер, глядя на нее расширившимися глазами. Победно восставший было пенис печально поник, словно спустившийся воздушный шарик.

— Что… где… когда… — схватил он ее за плечи, рывком сажая в мокрой от шампанского постели. — Когда он тебе звонил?!

— Пусти, дурак, больно! — тщетно попыталась она высвободиться из его цепких пальцев. — Давно звонил. Месяца четыре назад… Какая разница?!

— Четыре месяца?! — ужаснулся Карцев. — И ты молчала, сука!

Он затряс ее так сильно, что застучали зубы, и Нинель пришла в ярость.

— Ах ты, сопля немытая! — заорала она, бешено отбиваясь. — Я тебе покажу суку! Испугался, гаденыш?! Ишь, губы-то как трясутся! А я знаю, чего ты так испугался. Недолго тебе боговать пришлось, паскуде. Митька вернется, денежки-то тю-тю — отдавать придется. А может, это ты его ради денежек и подставил? Конечно, ты! Кому же еще… — озарилась она страшной догадкой.

— Замолчи, сука! — ударил он ее по лицу.

Нинель на мгновение опешила и разъяренной кошкой вцепилась в его щеки, оставляя на них кровавые полосы.

— Ну, подожди! Приедет Митька, он тебе покажет небо в алмазах! — злобно зашипела она.

— Если доедет, — не сдержался Карцев.

— А я вот заявлю на тебя куда следует…

— Да ты не знаешь, куда вляпалась, дура! — опять заорал он. — Рта раскрыть не успеешь, будешь валяться с дыркой в башке или сгниешь в психушке! Давай рассказывай подробно, кто тебе звонил и что сказал, слово в слово…

— Щас! — ощерилась Нинель. — Только валенки зашнурую…

— Ну, смотри! — медленно произнес Карцев, глядя, как она торопливо натягивает одежду на свое липкое от шампанского тело. — Не хочешь мне, расскажешь другим. Только потом не жалуйся…

И слова его прозвучали так странно, что Нинель вдруг испугалась, резко выпрямилась, и какое-то время они молча смотрели в глаза друг другу.

— Звонил мужчина, — наконец заговорила она. — Не представился. Сказал, что Митя жив, но сам пока связаться со мной не может. Вот, собственно, и все…

— Все?! — не поверил Карцев. — Не может быть! Давай вспоминай! Хоть что-то! Звонок был междугородный?

— Вроде нет…