Мартин Заландер

— Потому что хочу жить и умереть на родине, я ведь не эмигрант! А в таком случае не смог бы поворачиваться так быстро, как было необходимо; к тому же я дважды перенес лихорадку, да и вообще дорого платил за науку, не раз приходилось начинать сначала. Уезжая за океан, я прихватил с собой несколько ящиков соломенных шляп, которые мне доверили, как и кой-какие легкие шелковые и хлопчатобумажные вещицы; с этим я худо-бедно начал дело на тамошних берегах, пока молодой человек, нанятый в помощь, не обокрал меня, когда я беспомощный лежал в лихорадке. Поневоле я поступил на службу в довольно крупную компанию и, занимаясь куплей-продажей, стал разъезжать по бразильским провинциям. Благодаря этому я изучил тамошнюю внутреннюю торговлю и впоследствии вел оную на собственный страх и риск, разумеется исходя из состояния своих средств. Что ж, я справился и возместил убытки, большего я не желал, и теперь могу вновь начать дело подле семьи и в родной стране. Здесь у меня Моисей и пророки.[2]

Он хлопнул по своей превосходной дорожной сумке, однако воскликнул, наконец-то опомнившись:

— Н-да, хорошенькое же возвращение! Шесть недель в Ливерпуле, а вдобавок еще и здесь застрял, в пяти минутах от жены. Допивай бутылку один, дружище, ты ведь, наверно, покамест задержишься здесь! Тенистый зеленый уголок и впрямь слишком уютен!

Но старый друг, указав на сумку, остановил его.

— У тебя там, поди, солидные бумаги? — осведомился Вигхарт. — Коли надумаешь продать какой-нибудь хороший документец на предъявителя, милости прошу ко мне, ты же знаешь, в нынешние бумажные времена никак не мешает что-нибудь прикупить и улучшить свое благосостояние!

— Там ничего такого нет! — отвечал Заландер. — В последнее время я сосредоточил все нажитое в Рио-де-Жанейро, в Банке атлантического побережья, учреждении молодом, бурно развивающемся, и теперь везу с собой стоимость своих приблизительно тридцати шести миллионов рейсов в виде чека, который можно обналичить в десятидневный срок.

Он еще раз удовлетворенно хлопнул по сумке.

— Черт побери, лакомый чек! — воскликнул Вигхарт.

— Думаю, он авизован еще месяца два с лишним назад! — добавил Заландер.

— И где же? Разумеется, в большом сундуке? Или в старом комоде? А может, в новом? С недавних пор так в шутку называют наши банки.

— Банк называется «Ксавериус Шаденмюллер и компания», погоди, у меня записано. — Заландер достал из бокового кармана сюртука записную книжку. — Да, «Шаденмюллер, Ксавериус и компания».

Вигхарт во все глаза смотрел на него, не находя слов.

— Шаденмюллер, говоришь? А ты знаешь ли, кто это?

— По крайней мере, энергичная фирма, хотя семь лет назад еще неизвестная.

— Несчастный! Это же Луи Вольвенд, и никто другой!

Мартин Заландер, посерев лицом, медленно поднялся из-за стола, но тотчас опять сел и сказал:

— Видно, у каждого человека есть этакий истукан, от которого нигде спасу нет, повсюду отыщет. Только о нем забудешь, а он опять тут как тут. Н-да, хорошенькое положение! Впрочем, кто сказал, что Вольвенд не заплатит? Судя по всему, он оправился и стал на ноги, как — меня не интересует! Банк атлантического побережья тоже ведь не лыком шит и знает, что делает. В конце концов судьбе наверняка угодно, чтобы я вернул себе прежнее состояние, коли этот малый так окреп!

— Дважды несчастный! Тот, чье имя Шаденмюллер, уже два года как скрылся, преемник его, Вольвендов компаньон, тоже укатил, полгода назад, а что до нынешнего единственного представителя фирмы, Вольвенда, то со вчерашнего дня он опять прекратил платежи, протесты сыплются градом, а контора якобы на замке.

Заландер вскочил, с сумкой в руке выбежал на середину комнаты и нерешительно огляделся. Но скоро более-менее взял себя в руки и вздохнул:

— Бедная моя жена! Я с таким удовольствием выделил у себя в книге ее утраченное состояние и проценты приплюсовал, намереваясь обеспечить его сразу по приезде! Теперь же оно снова у Вольвенда! У этого малого, который фальшиво поет и еще хуже декламирует!

Он смахнул с глаз набежавшие горькие слезинки. Вигхарт, необычайно взволнованный от сочувствия и возмущения, стоял рядом, уговаривая не терять времени.

— Прежде всего, — сказал он, — тебе незамедлительно надо в город, в вольвендовскую контору, чтобы убедиться, как там обстоят дела. Это на Винкельридгассе.

— Где это? Раньше такой улицы не было.

— Фешенебельная и тихая боковая улица в западном районе города; никаких торговых лавок, только блестящие металлические таблички на дверях домов и рядом, ты мигом отыщешь «Шаденмюллера и компанию». Я бы пошел с тобой, но, пожалуй, будет лучше, если я тем временем сообщу твоей жене о твоем приезде и соответственно ее подготовлю.

Заландер схватил его за плечо.

— Нет! — вскричал он. — Не ходи туда! Это мое дело, я сам! С тех пор как прибыл в Европу, я жене не писал, хотел сделать ей сюрприз и не думал, что так задержусь в Англии, где нужно было кое-что уладить и принять меры на будущее. И сейчас я никак не могу позволить, чтобы она узнала обо всем от постороннего. Лучше нам сперва встретиться.