— Нет, нынче я об этом говорить не стану.
Отобедал он тоже дома, а потом неожиданно объявил, что намерен хорошенько прогуляться, побыть среди народа, на воздухе, посмотреть, как тут дышится. И прогуляться он решил один, в обществе своих мыслей. Однако в последнюю минуту передумал и решил взять с собою мальчугана. Арнольда не пришлось приглашать дважды, он живо собрался и с важным видом вышел вместе с отцом из дома.
Начался сезон молодого вина, и на улицах царило оживление. Заландер с мальчуганом сделали большой круг по городу, всюду слышалась танцевальная музыка, манившая к себе молодежь обоего пола. Встретились им, к примеру, и отряд стрелков, которые с ружьями на плече шагали на последние воскресные стрельбы, и группа гимнастов с шестами на плечах, во главе с барабанщиком. И пестрые толпы всякого народа, веселого и безразличного, кое-кто хмурый, на что-то ворчащий, однако настроя и блеска нового времени, духовного порыва, слегка торжественной серьезности, которую искал, Мартин обнаружить не смог. Из переулков и кабаков долетало пение, песни были старинные, и люди, как водится, знали только первый куплет и, скажем, последний; если кто-нибудь умудрялся вспомнить средний, то остальные подпевали без слов. На одной из пыльных улиц кучка подвыпивших юнцов учинила драку, словно у молодых граждан, привыкших размышлять над законами, за которые им должно голосовать, нет более благородных способов договориться. Через каждые сто шагов попадались попрошайки — с гармошкой или с пустым рукавом, тогда как рука была спрятана за спиной. Словом, все было точь-в-точь как издавна повелось в осеннее воскресенье, и надо полагать, к концу дня иные из самых безответственных мужчин потеряют способность стоять на ногах.
Заландер легонько тряхнул головой, внимательно оглядываясь по сторонам. Что ж, сказал он себе, все великие перемены сопряжены с переходным периодом, к ним надобно привыкнуть! Но я-то думал, уже сам факт такого события придаст земле и небу иной облик! А в конечном счете именно прирожденная скромность, безобидная привычка не позволяет народу, да, наверное, не позволит и впредь с легкостью рядиться в более изысканную тогу!
Они вышли к довольно большому ресторану, заполненному как будто бы простой публикой; изнутри доносился ровный рокочущий гул, верный признак того, что лев Народ спокоен и доволен. Поскольку же на вопрос, не хочет ли он пить, Заландеров мальчуган без промедления ответил «да», отец провел его внутрь, в большой зал, полный мужчин, молодых и постарше, среди которых лишь кое-где сидели женщины.
С некоторым трудом отец и сын все же отыскали пока не занятый столик. Но едва успели сесть и отведать немного пива, как подошли еще двое, бесцеремонно заняли свободные места и тоже заказали пиво. Один явно из южных немцев, второй — швейцарец, причем из окрестностей Мюнстербурга. Усы и бородка подстрижены на французский манер, шляпа сдвинута на затылок, для вящего удальства. Не обращая внимания на окружающих, оба сей же час продолжили громкий разговор.
— Я уже говорил, — грубоватым тоном сказал швейцарец, — ты меня знаешь! Я себя одурачить не дам!
— Да кто тебя дурачит? Уж точно не я! — бесхитростно вставил второй.
— Я говорю не о ком-то определенном, а вообще! Вот гляди, письмо от моего бывшего мастера из Санкт-Галлена! Коли захочу, в любую минуту могу туда вернуться!
Он извлек из кармана письмо, подал приятелю, тот прочел и сказал, что письмо хоть куда, не каждый может предъявить этакие рекомендации, лестное письмо, черт побери, да — да, лестное!
— Мне лесть без надобности! Я обойдусь без лизоблюдов, я свободный человек, независимый, гордый, если хочешь, а лесть я презираю!
— Так ведь я и не льщу, даже и не думал. Это чистая правда!
— Вот то-то же! Но я туда не вернусь, незачем покамест себя связывать, я ведь знаю, он просто хочет спихнуть мне свою дочку. Вообще-то мне стоит только руку протянуть, дочка здешней моей квартирной хозяйки так и норовит попадаться у меня на дороге! Но я себя связывать не хочу. Неохота мне покамест мастером становиться, хоть за плечами уже целых двадцать восемь лет! Дурак буду, коли этакую обузу на шею повешу! Лучше сам помучаю мастеров!
— Да, лихой ты парень!
— Пожалуй! Не сомневайся!
— Я-то сам, увы, обзавелся женой и детьми, да и мастером, увы, стал, в общем, связан по рукам и ногам, горемыка!
— Почему ты так рано женился?
— Домой не хотел возвращаться, вот и подумал: женись тут при первой возможности, тогда сразу и закрепишься!
— Ха, я, конечно, понимаю, в Швейцарии тебе больше нравится! Но нельзя же вам всем тут торчать, хоть у нас и хорошо!
— Да уж, вы молодцы, ничего не скажешь! Шустрые ребята, разрази меня гром. А тебе вообще никто в подметки не годится!
— Ну, вот этого не надо, я лести не люблю! Однако ж спуску никому не дам! — Польщенный швейцарец свирепо пригладил усы и чокнулся с немцем: — Пей, ставлю еще по стаканчику!