Мартин не плачет

Когда Мартин начинал нервничать, он серьезно прибавлял в размерах. Честно говоря, он мог дорасти до самого настоящего слона, — это выяснилось, когда Мартин только появился в Доме С Одной Колонной и впервые встретился с маленькой девочкой Диной, подружкой Джереми и Лу. Дина завладела сердцем Мартина, он нервничал и переживал, и несколько дней только и делал, что рос, рос и рос. В конце концов он сделал Дине предложение стать его женой, но Дина отказалась. Тогда Мартин стал ее верным рыцарем — и продолжал быть им до сих пор. Грохнувшись на пол с верхней полки, Мартин в первую очередь подумал: «Какое счастье, что меня не видит Дина!» В самом деле, предстать в таком виде перед дамой своего сердца было бы несколько унизительно. Во вторую очередь Мартин подумал: «Я, кажется, увеличился раза этак в два». И только в третью очередь Мартин, наконец, подумал: «Матерь божия! ЧТО ЭТО БЫЛО???»

— Я фигею, — произнес голос с верхней полки. — Я шестнадцать лет тут торчу, и что в результате? Первый, кто меня видит — это какое-то плюшевое животное неопределенных размеров. Милый, дорогой, ау? Ку-ку? Ты действительно меня видишь?

Мартин осторожно посмотрел наверх. Глаза по-прежнему следили за ним с самой верхушки книжного шкафа, но теперь, немного успокоившись, Мартин обнаружил, что они прикреплены к какому-то телу. Тело напоминало меховой комочек рыжевато-коричневого цвета. У тела были круглые ушки и черный нос. Оно стояло на маленьких когтистых лапках, шевелило длинными белыми усами и разглядывало Мартина со смесью недоверия и разочарования. Мартин, возможно, был совсем не обычным слоном — маленьким, говорящим, немного помешанным на оладьях с джемом, — но уж плюшевым он никак не был и терпеть такое оскорбление не намеревался.

— Послушайте, господин хороший, — раздраженно сказал Мартин, поднимаясь с ковра, — я не плюшевый. Я болен и выгляжу не лучшим образом, у меня на шее повязан шерстяной носок, от меня разит… эээ… водкой и шерстяным носком, но я не плюшевый. У меня есть гордость. Я живой слон.

— А я мертвый хомячок, — бодро сказало существо на верней полке.

— Не понял, — сказал Мартин тоненьким голосом.

— Я мертвый хомячок, — приветливо повторил мертвый хомячок. — Меня зовут Эдуард-Ричард-Август Зеллвегер, младший, — но можно называть меня просто «Эразм» и не морочиться. Я умер шестнадцать лет назад. Меня с тех пор никто не видел. Ты видишь. Шестое чувство подсказывает мне, что это не случайно.

— Проклятая болезнь, — с горечью сказал Мартин. — Еще вчера я ел печеные яблоки и издевался над тетенькой, говорящей глупости в телевизоре. Проходят сутки — и вот уже галлюцинации, бред, сумрачное состояние духа…

— Слушай, — раздраженно сказал Эразм. — Не пудри мне мозги. Ты меня видишь, это я уже понял. Существуют базовые правила. Теперь ты будешь мое это… орудие. Или как там. Будешь делать, что я тебе скажу. Шутка ли.

— А иначе что? — осторожно поинтересовался Мартин. Он вообще не очень любил что-нибудь делать, тем более — делать то, что ему скажут другие.

Мертвый хомячок стушевался. Похоже было, что он не готов к такой постановке проблемы.

— Нуууу… — протянул он. — А иначе я буду являться тебе по ночам. Завывать, греметь цепями, размахивать лохмотьями, что там еще положено.

— Ты меня прости, дорогой, — сказал Мартин, — а только правила действительно есть. Например, чтобы греметь цепями, ты должен был умереть в цепях. И в лохмотьях. Как ты умер?

— Это бестактный вопрос, — быстро сказал Эразм. — У нас, хомячков, вообще особенные отношения со смертью. Мы идеальные жертвенные фигуры. Смерть настигает нас, примеряя на себя самые неожиданные обличья… Мы…

— Я жду ответа, — строго сказал Мартин.

— Я утонул в поилке, — грустно сказал Эразм.

— Рехнуться можно, — сказал Мартин.

— Зато я сам прогрыз ее крышку! — встрепенулся мертвый хомячок. — И упал внутрь… — на этих словах он снова поник.

— Я имею дело с мертвым идиотом, — сказал Мартин.

— Я не был идиотом, — обиделся Эразм, — при жизни у меня был бойкий, нетерпеливый ум. В других обстоятельствах меня назвали бы отважным исследователем.

— Что ты исследовал в поилке? — поинтересовался Мартин.

— Я хотел выяснить, что за жидкость плещется у нее внутри.

— Ты пил эту жидкость, — медленно сказал Мартин. — Ты знал, что это вода.

— Когда эксперимент завершен, легко заявлять, что тех же выводов можно было добиться аналитическими методами, — раздраженно сказало привидение. — Короче, ты мое орудие — или допрос ведешь, гражданин начальник?

— Я не уверен, что я орудие, — сказал Мартин. — Зачем оно мне надо?

— А ради совести, — бойко ответил Эразм. — От тебя зависит, уйдет ли моя душа к благословенным тучным пажитям, где сухой корм, опилки и все такое, или будет и дальше шляться между «Мадам Бовари» и «Анной Карениной».

— А у тебя есть душа? — заинтересовался Мартин. — Ты же животное.

— Есть, — строго сказал Эразм. — Только маленькая. Она устала. Хочет идти туда, где нет конвоя, все дела. А у тебя?

— Не знаю, — пожал плечами Мартин. — Я клонированный. Этот вопрос решается в верхах.

— Мурыжат, значит, падлы, — резюмировал Эразм.