Мартин Лютер Кинг. Жизнь, страдания и величие

Теолог Гарви Кокс сказал о Мартине Кинге: «Благодаря ему я горжусь, что я ― баптист». В священстве Кинга было очень много традиционного и много ― современного. Он довольно строго соблюдал обряды, но при этом он был открыт для широкого спектра экуменических идей. Без особого эпатажа он гордился тем, что он ― баптист. Но, решив стать священником, он должен был определиться с тем, какого толка будет его баптизм. Главное, что Кинга привлекало в этой конфессии ― ее богатые свободолюбивые традиции, которые он приспособил к своему собственному пониманию евангельского учения. Такого же типа баптистом был Уолтер Раушенбах. Мартин Лютер Кинг был одним из тех, кто нес ответственность за образование Прогрессивного баптистского конвента, этого очень важного инструмента реформ внутри негритянской церкви. Участие Кинга в его создании весьма показательно: он терпеть не мог никаких ветхих традиций. С самого начала своей пасторской деятельности он постарался освободить вверенную ему церковь от оков отживших обычаев и несуразностей. Он взял шефство над самой обычной конгрегацией, состоявшей из заурядных представителей негритянского среднего класса со всей их чопорностью, ограниченностью, замкнутостью и чванством. За короткое время ему удалось сделать из них нечто новое ― боевую дружину преданных христиан, становой хребет и гвардию его армии, осуществившей тяжелый и опасный крестовый поход за человеческое достоинство. Это, пожалуй, и было самым замечательным из всех его невоспетых пока достижений. Он не подбирал себе специальной группы убежденных радикалов. Он просто взял среднюю церковную общину, взял такой, какой она была, и сумел выявить лучшее в ней.

Жизнь парадоксальна: Ганди, начав с проповеди общечеловеческой значимости ненасилия и с проповеди полезности всех религий, стечением времени становился все более «ортодоксальным» индуистом, соблюдавшим очень строгий монашеский режим и даже желавшим «покончить с половым влечением». Кинг, напротив, отправился в свое теологического паломничество, имея очень скудный багаж типичного темнокожего баптиста. Жизнь и путешествия расширили его кругозор, обогатили память и душу, одновременно укрепив в нем, как космополитическое ощущение принадлежности всему человечеству, так и его сугубо церковные, негритянские корни. Он был знаком и встречался со многими президентами, профсоюзными и общественными деятелями, со священниками самых разных конфессий. В людях он научился видеть общечеловеческое начало, принимая его как свое собственное. Пережив много кризисов, познав любовь и страх, надежду и отчаяние, он достиг высокой степени самопознания. Его священство было глубоко укоренено в его христианском мироощущении. Он всегда чувствовал, что он ― христианин, дитя Господа, не какого-то туманного абстрактного Вседержителя, а Бога, любящего Своих детей, воплощенного в человеческом образе Иисуса. Связи Кинга с экуменическим христианством позволили ему весьма либерально относиться к своему баптистскому наследию. Он не требовал строгости. Не следует недооценивать и то воздействие, которое оказала на него поездка в Индию, а также глубокую симпатию, которую со временем он стал испытывать по отношению к иудаизму. Все это было связано с ощущением общечеловеческой солидарности, которое, углубляя космополитизм Кинга, одновременно помогало ему отчетливее осознавать свои собственные корни. В последние годы своей жизни он не только не растерял своего христианства, но и, напротив, углубил, упрочил и расширил его. Он мог с полным на то правом заявить: «Для того чтобы перекинуть мостик через пропасть враждебности, страха и недоверия, разделивших наши народы, белый человек должен пойти по стопам своих черных братьев, чтобы на себе испытать хотя бы часть их боли и их мук». Он мог это сказать потому, что сам лично все это испытал и был способен на сопереживание.

Смерть Мартина Лютера Кинга обозначила конец одной эпохи и начало другого, нового времени. И это новое время с интересом приглядывается к мечте Кинга, тянется за ней, приглашая Америку ― да и не только Америку, а весь мир ― смело пойти навстречу своей судьбе.

Ненасилие не было для Кинга панацеей от всех болезней. Это ― лишь средство, вполне совместимое с цель ― созданием общества, где каждый человек может сохранять чувство собственного достоинства. В последнюю неделю своей жизни Мартин Лютер Кинг очень много думал о будущем. Он не был солнечным оптимистом. Его оптимизм, скорее, можно назвать мученическим, поскольку он был прочно укоренен в почву реальности. Кинг знал, что легких побед не будет. Он не имел никаких гарантий, что добьется конечной победы. Теперь нам предстоит продолжить его дело, борясь за его идеи и за его мечту, дабы дать им воскреснуть и заблистать с новой силой.