Мартин Иден

Именно эти бланки с отказом и довершали ужасное сходство всей процедуры с работой машины. На них был напечатан отказ по стереотипу; бланков он уже получил больше сотни — по дюжине на каждую из первых рукописей. Будь при этом хоть одна строчка, написанная лично ему, ему было бы легче, но ни разу он еще не получил этого доказательства реального существования редактора. Было отчего прийти к выводу, что на другом конце машины — не люди, а колесики, тщательно смазанные, с безукоризненным ходом.

Мартин умел мужественно бороться. Он отличался настойчивостью и упорством. Он готов был сыпать материал в эту машину в течение нескольких лет, но он уже истекал кровью, и конец борьбы был вопросом не лет, а недель. Уплата по еженедельному счету за стол и комнату с каждым разом приближала его к краху, а почтовые расходы на пересылку сорока рукописей высасывали у него не меньше. Он перестал покупать книги, наводил экономию в мелочах и пытался таким путем задержать наступление неизбежного конца. Однако кончилось тем, что он сам ускорил катастрофу, подарив сестре Мэриен пять долларов на платье.

Он брел ощупью, во тьме, не получая ни от кого ни совета, ни поддержки, преодолевая всеобщее неодобрение. Даже Гертруда стала косо поглядывать на него. Сначала она как сестра снисходительно терпела то, что считала глупостью брата; теперь то же чувство любви заставило ее встревожиться. Она решила, что глупость Мартина переходит уже в безумие. Мартин это знал и больше страдал от этого, чем от откровенных насмешек и презрения Хиггинботама. Сам-то он не терял веры в себя, но никто из окружающих не разделял его веры. Даже Рут не верила в него. Она хотела, чтобы он всецело посвятил себя учебе, и, хотя никогда открыто не высказывала своего неодобрения по поводу его писательства, однако и одобрения он от нее не слыхал.

Он ни разу не предложил ей прочесть какое-нибудь свое произведение. Его удерживала какая-то особая щепетильность. Да и у нее было много работы в университете, и ему не хотелось отнимать у нее время. Сдав экзамены, она сама попросила его показать ей написанное. Он очень обрадовался, но вместе с тем почувствовал робость. Она вполне могла быть судьей, ведь у нее была степень бакалавра. Она изучала литературу у лучших профессоров. Редакторы, разумеется, также компетентные судьи, но она будет судить иначе, чем они. Она не подаст ему стереотипный бланк с отказом и не скажет ему, что его «жанр не нравится читающей публике, но что работа его отнюдь не лишена достоинств». Она выскажется как живой человек с теплой душой, умно, понятно и при этом — что важнее всего — она немного узнает настоящего Мартина Идена. Из его произведений она увидит, какое у него сердце, какая душа, и, быть может, поймет кое-что — хоть немного, — о чем он мечтает, на что способен.

Мартин собрал несколько своих небольших рассказов и затем, подумав немного, прибавил к ним и «Песни моря». В один из вечеров, в конце июня, они отправились на велосипедах в горы. Это было всего второй раз, когда он ехал с ней вдвоем. В теплом, благоухающем воздухе чувствовалась еле заметная свежесть от морского ветерка. Мчась рядом с Рут, Мартин решил, что мир прекрасен и отлично устроен, что хорошо жить на свете и любить. Молодые люди оставили велосипеды на краю дороги и взобрались на побуревший, обнаженный пригорок, где сожженная солнцем трава издавала сладкий запах, полный неги и успокоения.

Он вдыхал сладкий запах бурой травы, и мозг его начал работать быстрее, обобщая все получаемые им впечатления. Ее дело уже сделано, она выполнила свое предназначение, сказал он, с нежностью поглаживая засохшую траву. Прошлой зимой сильные ливни освежили ее; она воспрянула духом, боролась с холодами ранней весной, потом зацвела, привлекая к себе пчел и различных насекомых, затем рассеяла свои семена и, наконец, исполнив свой долг по отношению к миру, она…

— Почему вы всегда смотрите на все с такой ужасной практической точки зрения? — отвлекла его Рут.

— Вероятно, потому, что я только что изучал теорию эволюции. По правде сказать, эта точка зрения для меня еще очень нова.

— Но мне кажется, что подобный практический взгляд на все разрушает ощущение красоты; вы, как ребенок, который ловит бабочек и стирает пыльцу с их прелестных крылышек.

Он покачал головой.

— Красота полна значения, но я до сих пор не знал его. Я просто принимал красоту как нечто прекрасное, но лишенное смысла. Я понятия не имел о красоте. Но теперь я понимаю ее или, вернее, начинаю понимать. Эта трава кажется мне прекраснее с тех пор, как я понял, почему она стала травой, с тех пор, как я узнал все скрытые химические воздействия солнца, дождя и земли, которые создавали ее. Ведь и в жизни травы есть своя романтика! Меня глубоко волнует эта мысль. Когда я думаю о взаимодействии материи и энергии, об этой исполинской борьбе, я чувствую, что мог бы написать целый эпос о траве!

— Как хорошо вы умеете говорить, — рассеянно сказала она; он заметил, что она как-то вопросительно смотрит на него.