Мартин Иден

Зародившись однажды в голове у Мартина, эта мысль полностью захватила его. Обратный путь в Сан-Франциско прошел как сон. Мартин был опьянен неожиданным сознанием своей мощи; ему казалось, что он способен совершить все, что угодно. Среди великого уединения океана он научился видеть жизнь в перспективе и впервые ясно разглядел Рут и ее мирок. Этот мирок представился ему отчетливо, в виде конкретного предмета, который он мог бы взять в руки, повернуть во все стороны и близко рассмотреть. Многое было для него неясного и туманного в этом мире, но он рассматривал его в целом, не обращая внимания на детали, и видел при этом, каким способом он может его победить. Писать! Эта мысль точно огнем жгла его. Он примется за дело, как только вернется. Прежде всего он опишет путешествие с искателями клада. Эту вещь он продаст какой-нибудь газете в Сан-Франциско. Рут он об этом ничего не скажет: как она будет обрадована и удивлена, когда увидит его имя в печати! А между тем можно будет продолжать и занятия. Ведь в сутках двадцать четыре часа. Он чувствовал в себе неисчерпаемую силу, чувствовал, что перед ним должны пасть самые неприступные крепости… а работы он не боялся. Теперь ему уже не придется больше отправляться в плавание… наниматься матросом на суда: на миг он представил себе паровую яхту. Он сдерживал себя, повторяя, что все это не так скоро делается, что вначале хорошо будет, если он заработает достаточно денег, чтобы заниматься дальше. А затем, через некоторое, весьма неопределенное время, когда он подучится и подготовится, он создаст великие произведения, и его имя будет у всех на устах. Но важнее, бесконечно важнее, — он докажет, что достоин Рут. Слава тоже вещь хорошая, но все его великолепные мечты были лишь мечтой о Рут. Не славы он жаждал — он лишь был безумно влюблен!..

Вернувшись в Окленд с кругленькой суммой в кармане, он занял свою прежнюю комнату у Бернарда Хиггинботама и принялся за работу. Даже Рут он не сообщил о своем возвращении. Он решил, что пойдет к ней, только окончив очерк об искателях клада. Удержаться от желания видеть ее ему удавалось благодаря сжигающей его творческой лихорадке. К тому же этот очерк, который он писал, должен был приблизить его к ней. Он не знал еще, какого объема он должен быть, поэтому для собственной ориентировки сосчитал количество слов в одном из очерков воскресного приложения к «Обозревателю Сан-Франциско». Три дня он писал без передышки и закончил очерк, однако, переписав его нетвердым, но крупным и достаточно четким почерком, из найденного им в библиотеке учебника словесности он узнал, что существуют еще кавычки и абзацы, о которых он и не подумал! Он тотчас же стал переписывать очерк, постоянно справляясь с учебником; благодаря этому он в один день узнал больше о том, как следует писать сочинения, чем школьники узнают за целый год. Переписав вторично свой очерк и свернув его в трубочку, он неожиданно прочел в газете в заметке «Советы начинающим писателям» о железном законе, гласившем, что рукописи ни в коем случае нельзя свертывать и что писать надо лишь на одной стороне листа. Оказалось, что он дважды нарушил закон. Из той же заметки он узнал, что лучшие газеты платят по десять долларов за столбец, и потому, засев в третий раз за переписку, стал для самоутешения умножать десять долларов на десять столбцов. Произведение всегда получалось одно — сто долларов, — и Мартин решил, что быть писателем выгоднее, чем матросом. Если бы не эти его промахи, он закончил бы очерк за три дня. Сто долларов в три дня! Чтобы столько заработать, ему пришлось бы проплавать, по меньшей мере, три месяца! Глупо наниматься на судно, если можешь писать, решил он. Впрочем, для него не деньги сами по себе были важны. Они представляли ценность лишь постольку, поскольку давали ему свободу и возможность купить себе приличный костюм — и, таким образом, приближали его к стройной бледной девушке, перевернувшей всю его жизнь и подарившей ему вдохновение.

Мартин положил рукопись в большой конверт и послал его редактору газеты «Обозреватель Сан-Франциско». Он наивно предполагал, что материал, поступивший в редакцию, печатается тотчас же; а так как он отправил рукопись в пятницу, то ждал появления очерка в воскресенье. Ему казалось, что это будет оригинальным способом известить Рут о своем возвращении. В воскресенье днем можно будет и зайти к ней. А между тем ему пришла в голову другая идея, которой он гордился, считая ее необыкновенно здравой, правильной и скромной: он напишет приключенческую повесть для юношества и продаст ее журналу «Товарищ». Отправившись в бесплатную читальню, он просмотрел множество номеров этого журнала. Оказалось, что длинные повести обычно печатаются там частями, тысячи по три слов каждая. В большинстве случаев они делились на пять частей, но в некоторых оказалось и по семи. Мартин тотчас же решил написать повесть в семи частях.