Среди освобожденных, проведших десять лет в советских тюрьмах, был камердинер Гитлера, Гейнц Линге.
«Говорю вам, Борман мертв», — уверял Линге западногерманских репортеров, интервьюировавших его по возвращении от русских в октябре 1955 года. Камердинер видел секретаря фюрера в последний раз возле танка при взрыве на мосту Вайдендаммер.
Другой вернувшийся, Йоган Раттенхубер, глава детективов-телохранителей фюрера, был уверен, что Бормана убило взрывной волной, то же говорил и Ганс Бауэр, личный пилот Гитлера, который не смог выполнить приказ фюрера вывезти Бормана из Берлина с близлежащего поля. Отто Гюнше, адъютант Гитлера, также был убежден в смерти Бормана. Однако по версии Гюнше рейхсляйтер при взрыве находился внутри танка. Русские в плену подробно допрашивали Линге, Ратенхубера, Бауэра и Гюнше о судьбе Бормана. Им они рассказали ту же историю, что и западным репортерам. Хотя версии четырех вернувшихся слегка отличались в деталях, все согласились, что Борман умер на мосту Вайдендаммер. Но никто не видел его труп.
По-другому об этом рассказывал другой вернувшийся пленный, испанец Хуан Рока-Пинар. Будучи в свое время членом испанской «Голубой дивизии» на восточном фронте, он присоединился к небольшому отряду СС на мосту Вайдендаммер ночью 1 мая 1945 года. Там он увидел неподвижный танк и услышал, как офицер СС приказал ему «вытащить из него Бормана».
Рока-Пинар и другой солдат вспрыгнули на танк, рывком открыли его люк и стали вглядываться внутрь. Испанец увидел двух мертвых людей. В одном из них он узнал Мартина Бормана. По словам Рока-Пинар, он вытащил Бормана из танка. Но лавина огня русских вынудила Рока-Пинар оставить труп Бормана на улице.
Вернувшиеся преступники, подтверждая несомненную смерть главы канцелярии нацистской партии, фактически усложнили загадку. Их заявление были прямо противоположно заявлениям Наумана, Аксмана, Швегермана и Тибуртиуса. Они утверждали, что видели Бормана живым много позже взрыва танка. Ошибались ли все или некоторые из них, или были участниками заговора, чтобы защитить пропавшего человека? Что случилось с ближайшим наперсником фюрера?
Никто из его детей, выращенных приемными родителями, не дал утвердительного ответа. Несмотря на это, старший сын Бормана промелькнул в новостях в 1958 году. Гитлер был крестным отцом Адольфа Бормана, бывшего в свое время прекрасным учеником элитной нацистской школы для подростков в Фельдафине. После того, как он улетел из Берхтесгадена и умерла его мать, ему было пятнадцать; бездомного мальчика вырастила под именем Мартина Бергмана семья Хохенвертер. Они были австрийскими крестьянами и ярыми католиками.
Мартин Борман дал своей жене наказ «удостовериться, чтобы никто из наших детей не был развращен и отравлен ядом христианства в любой дозе». Тем не менее, его старший сын принял католичество. Более того, молодой Мартин Борман (он отказался от имени своего крестного отца) был посвящен в духовный сан католического священника в ордене Миссионеров священного сердца в Иезуитской церкви в Инсбруге в Австрии 20 августа 1958 года.
«Мы знаем о тяжком грузе, который лежит на его плечах, — заметил после посвящения один из членов ордена иезуитов. — Для нас он новое подтверждение того, что даже у безбожников, порожденных тоталитаризмом, есть путь назад».
Отец Мартин Борман впоследствии стал миссионером в Конго и остался там после того, как бельгийская колония добилась независимости. Время от времени, следователи из Европы спрашивали его, может ли он пролить свет на судьбу отца. Как и остальные восемь детей Бормана, он не мог. Однажды американский писатель задавал вопросы отцу Борману в его простой миссии в замечательном тропическом лесу в трехстах милях к югу от Киншасы, столицы Конго. Писатель спрашивал, имеются ли у него какие-либо идеи, где мог быть его отец.
«Я практически полностью уверен, что он мертв, — ответил отец Борман. — Я не верю в истории, что его видели живым после исчезновения из Берлина. Он никогда не связывался ни с моей матерью, ни с какими-либо другими членами семьи. Я думаю, он умер в Берлине».
«Если ваш отец окажется жив, — спросил писатель, — и если приедет сюда, в Конго, — вы защитите его, дадите ему укрытие?»
«Да».
«Как вы можете говорить это после того, что случилось?»
«Потому что он — мой отец. Несмотря на все, что он совершил, он мой отец. Нет такого закона у людей, или у Бога, или у церкви, который бы гласил, что я должен предать своего собственного отца палачу».
«Но вы вступили в духовенство и приехали сюда, чтобы искупить его вину».
«Если вам так хочется», — сказал отец Борман, завершая разговор.
В год посвящения молодого отца Бормана, в 1958 году, Федеративная Республика Западной Германии открыла новое учреждение в Людвигсбур-ге, маленьком городке близ Штутгарта. Оно называлось «Центр по подготовке и координации преследования за преступления в концентрационных лагерях и за военные преступления» и было возглавлено бывшим окружным прокурором, доктором Эрвином Шюле.