— Что за болезнь такая — писание? — Шутливый тон не скрывает искреннего огорчения. — Все, что я делаю, не то, в лучшем случае — рядом. Я, как слепой плотник, который бьет по доске, по пальцам, только не по шляпке гвоздя. Какая пропасть между замыслом и тем, что получается на бумаге. Это настоящая мука, клянусь тебе! — Но тут самолюбие берет верх. — Одно утешительно, что у других обстоит не лучше.
— У тебя все получится, — уверенно говорит Маргрете. — Как и всегда получалось.
— Ты думаешь? — спрашивает он с надеждой. — Должно, обязано получиться. Наш дом, каша для детей, тухлая конина для нас — все в этих жалких листках.
— Там и еще кое-что, Мартин. Твое бессмертие.
— Ого!.. Ну, так высоко я не заношусь. Но ты молодец, старушка! — смеется Нексе. — Здорово умеешь меня завести. А теперь — ступай.
И она уходит, покорно, бесшумно, и прикрывает за собой дверь.
Он опять склоняется над столом, даже не притронувшись к ужину.
…Тот же кабинет. Утро. На столе нетронутый ужин. Небритый, усталый, с красными глазами, Нексе сидит над рукописью. Едва ли он сознает, какой сейчас час, даже какой сейчас день. Ведь у Дитте, его Дитте, несчастье: у нее отбирают швейную машинку, которую она почти выкупила. Он видит страдание огромных глаз на худеньком лице. Ласковый приемыш Петер утешает свою мамочку:
— Когда ты опять возьмешь машинку, мы будем ее караулить. Я все время буду стоять у двери, а если придут, скажу, что никого нет дома.
И Дитте улыбается сквозь слезы своему мальчугану…
Конечно, Нексе не замечает, как возле стола появляются Олуф и Инге. Мать послала их посмотреть, что делает отец: спит или бодрствует, но они не вытерпели у дверей и ворвались в кабинет. Олуф трется о локоть отца, тот безотчетно кладет ему руку на голову.
— Петер? — вздрогнув, произносит Нексе. — Как ты сюда попал?
— Какой Петер? — обиделся Олуф. — Я — Олуф.
— Олуф… — Нексе все еще во власти своих грез.
— А я Инге!.. — кричит девочка.
— Что такое?..
— Мы твои дети, папа, — укоризненно говорит Инге.
— Знаешь, чего я сегодня видел? — лепечет Олуф. — Божью коровку!
— Божья коровка, улети на небо, принеси мне хлеба! — поет Инге.
Нексе приходит в себя, но не испытывает раскаяния.
— Грета! — кричит он раздраженно. — Забери своих детей!
Входит Маргрете. Несколько обиженно говорит:
— Наших детей, Мартин.
— Наших, твоих, моих, всех! Они мне мешают.
— Ты же говорил, что любишь, когда крошки путаются в ногах.
— Да, но не в литературе.
Маргрете уводит детей. Видно, она оскорблена.
…Под уклон дня, когда удлиняются тени, приходит почтальон и вручает Маргрете послание для Мартина в большом официальном конверте. Обратный адрес: издательство «Аскехауг». Взволнованная Маргрете решает потревожить мужа, несмотря на строгое предупреждение.
Она входит в кабинет, где ничего не изменилось, разве лишь прибавилось табачного дыма да переполненная корзина уже не вмещает литературных отходов.
— Я же просил… — начал Нексе, но жена молча протянула ему письмо.
И по тому, как жадно он его схватил, как задрожали его пальцы, разрывая конверт, поняла Маргрете, в каком страшном напряжении живет ее муж.
— Ну, вот и договор, — чуть устало говорит Нексе. — Видишь, можно обойтись и без «Гюльдендаля».
— А условия? — робко спрашивает Маргрете.
— Что ж, условия… Все редактора на один покрой: взять как можно больше, дать как можно меньше, — уклончиво отвечает Мартин. — Во всяком случае, придется крепко подналечь.
— Еще подналечь? — в ужасе говорит Маргрете. — Ты загонишь лошадку, Мартин.
— Чепуха! Сопливым мальчишкой я вкалывал на ферме, — почище взрослого батрака. Трудности меня только подстегивают. И ставка слишком высока, чтоб делать себе поблажки.
Маргрете собирается что-то сказать, но тут возникает новая фигура: пожилой рабочий в грязноватом комбинезоне.
— Хозяева дома? — спрашивает он веселым хрипатым голосом.
— Кто вы такой? Как вы сюда попали? — накидывается на него Нексе.
— Вот те раз! — с нагловатым добродушием хрипит пришедший. — Сами звали. А попал через дверь, как же еще?
— Это маляр, Мартин, — робко говорит Маргрете. — Ты сам посылал за ним.
— Нет, нет, только не сейчас! Я не уйду из кабинета.
— Дело хозяйское, — благодушествует хрипатый. — А неустоечку придется уплатить, за вызов, значит.
— Сколько?
— Лишнего не возьму — десять крон.
Нексе ощупывает карманы, жалобно смотрит на жену, но у той каменное лицо.
— У меня нет мелких, — бормочет он. — Ладно, раз уж пришли, делайте свою работу. Нельзя же даром беспокоить человека. А я перейду в столовую. Надеюсь, дети не будут шуметь. Долго вы тут провозитесь?
Маляр окидывает взглядом кабинет с закопченным потолком и отклеившимися, выгоревшими обоями.
— Ежели по-быстрому, за недельку обернусь…
…Снова утро. Дети возятся в саду под кустом боярышника. Олуф что-то мастерит из щепочек, несмышленыш Сторм копается в земле, а Инге, изображая взрослую, «штопает» чулок. Внезапно Сторм издает громкий крик: то ли его кто-то ужалил, то ли взбурлила в маленьком существе безотчетная сила жизни.
— Тс! — прикладывает палец к губам Инге. — Папа работает.
— Он что — всегда будет работать? — интересуется Олуф.