«Мартен»

В белом больничном халате она показалась Тимохе почти незнакомой. Не такой, как в цехе, у станка. Он пялит глаза на токариху и видит, что она все еще в испуге. «Странный народ эти девки», — заключил Тимоха и стал ждать, что еще скажет она.

— Я тут гостинцев принесла. Овсяное печенье и молочные ириски. Ты же их любишь, Тим?

— Откуда знаешь? — удивился он.

— Знаю, — она опять покраснела. — В столовой подглядывала.

— Молодец! — похвалил Тимоха. — И дальше подглядывай. Тогда откроются тебе все подробности жития наладчика станков Тимофея Кондашина. Только объясни цель изучения моих привычек. Да не красней ты!

Боль, скопившая силу за день, прорвалась неожиданно, остановив его на полуслове. Тимоха закатил глаза, заметался на кровати, стиснул зубы, чтобы не стонать. Но все равно застонал — громко и протяжно.

«Он же умирает!» — всполошилась токариха и кинулась искать медсестру.

— Ему же сказано было: лежать! А он извертелся весь, в курилку уже бегает! — ворчала сестра. Одним ловким движением она свернула головку ампулы с лекарством, наполнила шприц.

Сколько времени продолжалось забытье, Тимоха не заметил.

— Родненький, миленький, — услышал он, очнувшись, плачущий голос токарихи.

Ему не хотелось открывать глаза. Ему хотелось, чтобы это продолжалось долго-долго…

Владимир Черноземцев СТИХИ

БЛОКУ

Опали блестки эполет
С плеч генеральских
                   в снег дорожный,
Недаром веровал поэт.
Что невозможное —
                   возможно.
Недаром ждал он по ночам,
Когда придет
                   времен величье,
И все воздастся
                   палачам,
И кто-то в строй
                   его покличет;
И озарится наш мороз
Пожаром музыки
                   бравурной,
И кто-то в венчике
                       из роз
Всех поведет
               навстречу буре.
Недаром слышался герой
Сквозь зовы, гулы,
                   разговоры,
Недаром вздрогнуло перо,
Когда раздался
                   залп «Авроры».

* * *

Я не считаю дни и годы,
Я измеряю на мгновенья
Мои привалы и походы.
Очарованья и сомненья.

Спешу за веком, как за солнцем
На юг стремятся северяне,
И по тому, как сердце бьется,
Я ритмы лирики сверяю.

В стихе и в сердце век расстроил
Мне равномерность ударений,
Мной календарь разбит на строки
Задуманных стихотворений,

* * *

По камням
ступаю ль твоим,
вхожу ль
в незнакомые двери,
тобой сотворен
и творим,
ищу твоего я
доверия.

И хлебом насущным,
и песней,
любовью своею
и болью,
легендами сопок окрестных,
землей
награжден
я тобою.
Да святится ж
во веки веков
город,
умытый дождями…
Живу я с тобой
высоко,
твою
высоту
утверждая.

ОБ ОТЦЕ

Храни его, милая степь,
Как первую память храни.
Вы, звезд золотые огни,
Согрейте сырую постель.

Вы, вкусные ветры озер,
Несите хорошие сны.
И запах сосновой весны —
Дожди, прилетевшие с гор.

Оттуда, где есть повторенье,
Его повторение — я,
Где кормит большая земля
Спасенное им поколенье.

Юрий Либединский ВОСПИТАНИЕ ДУШИ [2]

В ЗЛАТОУСТ

Если из Челябинска ехать поездом в Златоуст, то горы показываются с правой стороны, — за травянисто-зелеными буграми вдруг обозначается темно-синяя полоса. Совсем недавно у меня был обычай, увидев их, запеть на мотив из «Трубадура»:

Милые горы,
Мы возвратились,
Снова вижу,
Милые, вас…