Марта

— Недавно пошел двадцать пятый.

— А мне двадцать четвертый. Значит, я моложе тебя на год, — а насколько опытнее! Насколько я дальше пошла и большего достигла в жизни, чем ты, бедная жертва иллюзий и самообмана!

Они снова помолчали. Наконец Марта с выражением решимости подняла голову.;

— Да, Каролина, я сама вижу, что ты, должно быть, опытнее меня и большего добилась. Ты богата и не беспокоишься, вероятно, о завтрашнем дне; если бы у тебя, как у меня, был ребенок, тебе не пришлось бы оставлять его на попечении чужих людей и смотреть, как он у тебя на глазах слабеет, бледнеет, тает… Я знаю тебя с тех пор, как себя помню; наше детство и юность проходили рядом, и мы любили друг друга… И все же я до сих пор не решаюсь спросить тебя, откуда у тебя это богатство, каким путем удалось тебе вырваться из нужды, из нищеты, о которой ты упоминала в разговоре… Я не решалась спросить тебя об этом, потому что заметила, что тебе неприятны мои расспросы, но, прости меня, Каролина, это нехорошо с твоей стороны!.. Подруге детских игр, которой ты еще не так давно поверяла свои юные мечты, ты должна сказать, как тебе удалось победить рок, который на каждом шагу преследует бедную женщину, и угнетает ее… может быть, это и мне поможет найти дорогу в жизни, прольет какой-то свет…

— Да, прольет, прольет, несомненно прольет яркий свет, который озарит твой путь! — подхватила Каролина. Глаза ее снова стали похожи на льдинки, мерцающие радужным блеском, по губам скользила усмешка, но голос звучал спокойно и уверенно.

Марта продолжала:

— Когда я, совершенно одинокая, начала бороться за существование свое и ребенка, мне сказали, что женщина только тогда сможет выйти победительницей из этой борьбы, если она в совершенстве изучила какую-нибудь специальность или обладает подлинным талантом… А у тебя была какая-нибудь специальность, Каролина?

— Нет, Марта, никакой. Я умела только танцевать, забавлять гостей и красиво одеваться.

— Я никогда не слышала, чтобы у тебя был какой-нибудь талант…

— Никакого таланта у меня не было.

— Так, может быть, у тебя были богатые родственники, которые оставили тебе состояние?

— Богатые родственники у меня были, но они не дали мне ничего.

— Так значит… — начала Марта.

— Так значит, — перебила Каролина и неожиданно встала с качалки, которая со стуком ударилась о паркет. Каролина остановилась перед кушеткой, на которой сидела Марта.

— Я была красива, — сказала она, — и поняла, какой путь для меня единственно возможен…

— Ах! — тихо вскрикнула Марта и сделала такое движение, словно хотела вскочить. Но стоявшая перед ней женщина словно приковала ее к месту своим взглядом. Каролина стояла неподвижно, на ее светлых волосах играли розовые отблески пламени. Подняв брови, она в упор смотрела на Марту, и в глазах ее горел мрачный огонь.

— Ну? — начала она. — Ты испугалась, наивное создание, хочешь бежать?. Хорошо, иди! Ты имеешь полное право поднять с земли ком грязи и швырнуть мне в лицо. Кто может отнять у тебя сегодня это право? Сегодня ты еще его имеешь…

Марта прикрыла глаза ладонью.

— Ты закрываешь глаза, не хочешь на меня смотреть? Ты спрашиваешь себя, действительно ли это я, та невинная, наивная Карольця, которая бегала с тобой по цветущему лугу вашего имения и порхала в вальсе по блестящему паркету в доме пани Герминии? Карольця, которая страстно любила белые розы и запах ландышей, которой в лунном свете грезились бирюзовые глаза пана Эдварда? Да, это я, та самая… И, если мой вид тебе очень неприятен, можешь не смотреть на меня… Выслушай только…

Она села на кушетку рядом с Мартой.