Марта

— В самом деле, теперь я вас узнала, — с трудом проговорила она минуту спустя.

— Простите, что я посмела остановить вас на улице, — продолжала Клара, — но вы всегда обращались со мной так вежливо и ласково. У вас была такая милая маленькая дочка… А что, ваша девочка…

Она не решалась договорить, но Марта угадала невысказанный вопрос.

— Да, она жива, — ответила она.

Это было сказано почти машинально, быстро и невнятно, но в тоне Марты была какая-то новая горечь. Помолчав, Клара сказала словно в раздумье:

— Когда я услышала о смерти пана Свицкого, я сразу подумала: что же вы будете делать одна с ребенком? И очень обрадовалась, когда увидела вас в мастерской и подумала, что вы будете работать у нас. Это было бы очень хорошо, потому что пани Н. добрая женщина и платит не плохо… Панна Бронислава, правда, немного капризна и придирчива, но, когда нуждаешься, приходится кое с чем мириться, лишь бы иметь работу. Поэтому мне жаль, очень жаль, что пани Н. вам отказала… Я сразу вспомнила мою бедную Эмильку…

Последние слова швея сказала тише и словно про себя, но Марту они заинтересовали больше, чем все сказанное до них.

— А кто эта Эмилька, панна Клара? — спросила она.

— Это моя двоюродная сестра, она на несколько лет моложе меня. Наши матери родные сестры, но, как это часто бывает, судьба у них была разная. Мать Эмильки вышла замуж за чиновника, а моя — за ремесленника. Эмилька росла барышней, а я — простой девушкой. Притом она красивая, а меня обезобразила оспа, когда мне было лет двенадцать. Моя тетя, бывало, не раз говорила: «Дам Эмильке образование, потом выдам замуж за подходящего человека». Сначала она держала для Эмильки гувернантку, потом посылала в пансион. Моя мама очень горевала, что я рябая, а отца это не очень огорчало: «Ну и что ж такое? — говорил он. — Будет некрасивая, не выйдет замуж — велика беда! Сколько холостых мужчин на свете, а разве им от этого хуже живется?» Но мать отвечала: «Мужчина другое дело! Не дай бог, случись с нами что-нибудь, так Клара, если не выйдет замуж, помрет с голоду!» Но отец только смеялся, а иногда и сердился. «Эх вы, бабы, бабы! — говорил он. — По-вашему, если не выйдет замуж, так и с голоду умрет! Разве у девушки нет рук, что ли?» А надо вам сказать, что сам он был плотник и любил похвалиться своей силой. Он говаривал, бывало: «Руки — это все! Голову господь одному дает, другому не дает, а руки у каждого есть!» Мне было тринадцать лет, когда родители отдали меня в учение в швейную мастерскую; конечно, они платили за меня, и немало платили, но зато, слава богу, я научилась всему, что нужно…

— И долго вы учились? — спросила Марта, слушавшая простой рассказ швеи с возрастающим интересом.

— Больше трех лет! Да и потом еще не сразу стала получать жалованье, целый год работала даром у пани Н., чтобы получше научиться кроить, шить на машине. Теперь я уже и сама могла бы открыть мастерскую, если бы у меня было хоть немного денег… Но три года тому назад умер отец, нас осталось у матери трое — я и два младших брата. Один в учении у столяра, другой ходит в школу, и за обоих надо платить. Да и матери пора бы на покой, она уже старенькая…

— И вам приходится всех кормить своим трудом?

— Да, почти, потому что после отца у нас остался только маленький домик на Сольной улице, в котором мы живем… так что жилье нам ничего не стоит… Ну, да пани Н. платит мне хорошо. Того, что я получаю, хватает, чтобы сводить концы с концами. Проживем как-нибудь, и братьев выведу в люди!

— Господи! — воскликнула Марта. — Какая вы счастливая!

— Да, — согласилась Клара, — хотя, по правде говоря, не очень-то весело по целым дням сидеть за работой и только по воскресеньям и праздникам видеть свет божий. Но как подумаю, что этой работой я содержу мать и обеспечиваю будущее братьям, я считаю себя очень счастливой и жалею тех, у кого, как говаривал мой отец, «нет ни головы, ни рук». Как я горевала из-за Эмильки, сколько я слез пролила над ней…

— А она не замужем? — спросила Марта.