– Вы открыли новое направление в биологии!
– Какое же? – поинтересовался Ложкин.
– Вы открыли генетику наоборот.
– Поясните, – потребовал Ложкин ученым голосом.
– Помните нашу беседу о недостающем звене в происхождении человека?
– Как же не помнить.
– И ваше желание заглянуть во мглу веков, чтобы отыскать момент превращения обезьяны в человека?
– Помню.
– Тогда я задумался: что такое жизнь на Земле? И сам себе ответил: непрерывная цепь генетических изменений. Вот среди амеб появился счастливый мутант, он быстрее других плавал в первобытном океане, или глотка у него была шире. От него пошло прожорливое и шустрое потомство. Встретился внук этой амебы с жутко хищной амебихой – вот и еще шаг в эволюции. И так далее, вплоть до человека. Улавливаете связь времен?
– Улавливаю, – ответил Ложкин и добавил: – В беседе со мной нет нужды прибегать к упрощениям.
– Хорошо. Мы, люди, активно вмешиваемся в этот процесс. Мы подглядели, как это делает природа, и продолжаем за нее скрещивание, отбор, создаем новые сорта пшеницы, продолжаем эволюцию собственными руками.
– Продолжаем, – согласился Ложкин. – Хочу на досуге вывести быстрорастущий забор.
– Молодец. Всегда у вас свежая идея. Так вот, после беседы с вами я задумался: а всегда ли правильно мы следуем за природой? Природа слепа. Она знает лишь один путь – вперед, независимо от того, хорош он или плох.
– Путь вперед всегда прогрессивен, – заметил Ложкин.
– Тонкое наблюдение. А если нарушить порядок? Если все перевернуть? Вы сказали: как бы увидеть недостающее звено? Отвечаю: распутать цепь наследственности. Прокрутить эволюцию наоборот. Углубляясь в историю, добраться до ее истоков.
– Нам и без этого дел хватает, – возразил Ложкин.
– А перспективы? – спросил профессор, наклонив голову и прищурившись.
– Это не перспективы, а ретроспективы, – сказал Ложкин.
– Великолепно! – воскликнул Минц. – Чем пользуется генетика? Скрещиванием и отбором. Нашу с вами новую науку мы назовем ретрогенетикой. Ретрогенетика будет пользоваться раскрещиванием, открещиванием и разбором. Генетика будет выводить новую породу овец, которой еще нет, а ретрогенетика – ту породу, которой уже нет. И ученым не надо будет копаться в земле. Заказал палеонтолог в лаборатории: выведите мне первого неандертальца, хочу поглядеть, как он выглядел. Ему отвечают: будет сделано.
– Слабое место, – заявил Ложкин.
– Слабое место? У меня?
– Ваш неандерталец жил миллион лет назад. Вы что же, собираетесь миллион лет ждать, пока его снова выведете?
– Слушайте, Ложкин. Если бы мы отдавались на милость природе, то сорта пшеницы, которые колосятся на колхозных полях, вывелись бы сами по себе через миллион лет. А может, и не вывелись бы, потому что природе они не нужны.
– Ну, не миллион лет, так тысячу, – не сдавался Ложкин. – Пока ваш неандерталец родится да еще своих предков народит.
– Нет, нет и еще раз нет, – сказал профессор. – Зачем же нам реализовывать все поколения? В каждой клетке закодирована ее история. Все будет, дорогой друг, на молекулярном уровне, как учит академик Энгельгардт.
– Ну ладно, выведете вы, что было раньше. А что дальше? Какая польза от этого народному хозяйству?
Ответ на свой вопрос Ложкин получил через три месяца, когда пожелтели липы в городском саду и дети вернулись из пионерских лагерей.
Лев Христофорович стоял у ворот и чего-то ждал, когда Ложкин, возвращаясь из магазина с кефиром, увидел его.
– Как успехи? – поинтересовался он. – Когда увидим живого неандертальца?
– Мы его не увидим, – отрезал профессор. Он осунулся за последние недели: видно, много было умственной работы. – Есть более важные проблемы.
– Какие же?
– Вы знакомы с Иваном Сидоровичем Хатой?
– Не приходилось, – сказал Ложкин.
– Достойный человек, заведующий фермой нашего пригородного хозяйства «Гуслярец». Зоотехник, смелый, рисковый. Большой души человек.
Тут в ворота въехал газик, из которого выскочил шустрый очкастый человечек большой души.
– Поехали? – предложил он, поздоровавшись.
– С нами Ложкин, – сказал Минц. – Представитель общественности. Пора общественность знакомить.
– Не рано ли? – обеспокоился Хата. – Спугнут.
– Нам ли опасаться гласности? – спросил Минц.
После короткого путешествия газик достиг животноводческой фермы. Рядом с коровником стоял новый высокий сарай.
– Ну что же, заходите, только халат наденьте.
Хата выдал Ложкину и Минцу халаты и сам тоже облачился. Ложкин ощутил покалывание в желудке и приготовился увидеть что-нибудь необычное. Может, даже страшное. Но ничего страшного не увидел.
Под потолком горело несколько ярких ламп, освещая кучку мохнатых животных, жевавших сено в дальнем углу.