Биргит хлопнула себя по лбу, подхватилась и понеслась в изолятор. Других стюардесс поблизости не было – все они проверяли ремни у пассажиров, – и загонять меня в ячейку было некому. А когда Биргит вернулась, на нее навалилось столько хлопот, что она больше не напоминала мне о приказе. Она убрала пеленальный столик и принялась закреплять люльки, а я проверяла остальных. Почти все они были открыты – что было вполне логично, когда мы с ними возились, но теперь их пришлось застегивать. В невесомости застежка-молния полога на детской люльке так же важна, как ремни у взрослого. Пологи держат детишек плотно, но мягко, только головки остаются свободными.
Я еще возилась с застежками, когда завыла сирена и капитан остановил двигатель.
Мамочка моя! Вот когда начался сущий шабаш! Сирена разбудила спавших малышей, перепугала остальных, и все они начали извиваться, как маленькие червячки, и заорали во всю мочь своих легких, а один, над которым я еще не застегнула полог, невесть каким образом выскочил из люльки и уплыл в центр комнаты. Я ухватила его за ножку, но сама оторвалась от пола, и мы поплыли в воздухе, пока не ткнулись в стену. Правда, теперь она была не стеной, а просто препятствием. Невесомость все здорово путает, если вы к ней еще не привыкли. Признаюсь, я как раз из непривыкших. Ну, или была из них.
Стюардесса ловко схватила нас обеих, сунула неуловимую малышку обратно в ее смирительную рубашку и застегнула молнию, а я в это время старательно цеплялась за опору. Тем временем выпростались еще двое.
На этот раз я управилась получше: цапнула одного и держала, пока Биргит разбиралась со вторым. Она-то чувствовала себя в невесомости как рыба в воде, двигалась плавно, словно балетная примадонна, только вдвое медленнее. Я отметила для себя, что и мне нужно этому научиться.
Я решила, что на этом чрезвычайная ситуация закончилась. Я была не права. Младенцы не любят невесомости. Мало того что она их пугает, главное – у них совершенно отказывают сфинктеры. В основном на это можно было не обращать внимания, но пеленки впитывают далеко не все. И к сожалению, шестерых или семерых малышей недавно покормили.
Вот тут-то я и поняла, почему все стюардессы – дипломированные медсестры: в следующие минуты мы вдвоем спасли от удушья пятерых малышей. Сначала Биргит прочистила горлышко одному малышу, который срыгнул молоко, потом я, посмотрев, как она это делает, помогла второму, она привела в порядок третьего… И так далее.
А потом мы вооружились чистыми пеленками и кое-как почистили воздух. Вот что я вам скажу, милочка моя: если вы думаете, будто пережили самое худшее, когда маленький братик стравил на ваше новое вечернее платье, попробуйте то же самое в невесомости, где все
В шести экземплярах. В тесном закутке.
Когда мы вычистили (процентов на 95) наши авгиевы конюшни, нас от макушек до щиколоток покрывало кислое молоко. Тут капитан велел всем приготовиться к ускорению и сразу же врубил тягу. К великому моему облегчению. Явилась миссис Пил, главная стюардесса, и ужаснулась, что я не в ячейке и не пристегнута. Я изящно и вежливо послала ее к черту, правда в более вежливых выражениях, подобающих моему полу и возрасту, и спросила, что сказал бы капитан, если бы двое младенцев задохнулись насмерть из-за того, что я лежала пристегнутая, согласно инструкции. Биргит подтвердила, что я спасла от удушья как минимум двоих малышей, а может, и больше, ей, сами понимаете, было не до счета.
Миссис Пил тут же сменила тон, извинилась передо мной, выразила мне благодарность, глубоко вздохнула, вытерла лоб, пошатнулась. Мы поняли, что от усталости она с ног валится. Впрочем, это не помешало ей перед уходом проверить всех малышей. Вскоре явилась смена, а мы с Биргит залезли в женский туалет и попытались привести себя в порядок. Без особого успеха – переодеться-то нам было не во что.
Сигнал отбоя вызволил наши души из чистилища, а горячая ванна приобщила к сонму ангелов. Пока на внешнем корпусе проводили ремонт, на палубе «А» проверили уровень радиации и объявили, что она безопасна. Сам ремонт, как я тут же выяснила, был вполне рутинным. Дело в том, что антенны, датчики и некоторые наружные приборы не могут выдержать солнечной бури, они буквально сгорают, так что после каждой бури приходится выходить наружу в защитных скафандрах и их заменять. Это обычное дело, вроде замены перегоревших лампочек в люстре, но те, кто этим занят, получают такие же премии, как и «охотники», – ведь старина Сол может чихнуть напоследок и испепелить их.
Я отмокала в теплой, чистой воде и вспоминала, как настрадалась за последние восемнадцать часов. Все было позади и потому выглядело не так уж плохо.
Лучше уж страдать, чем скучать.
Глава 9
Мне уже двадцать семь лет.
Венерианских, конечно, но так лучше звучит. Все, изволите ли видеть, относительно.