И все бы хорошо, да только она теряла интерес к нему. Смит боялся, что этот процесс был необратим или, если точнее, что если он дошел до той степени, где он мог его заметить, то было уже слишком поздно, чтобы это остановить. Так что он просто наблюдал за ней, незаметно и беспомощно, пока они занимались своими домашними делами, – в его ванной будто бы жила богиня, которая принимала душ, сушила волосы, одевалась, и каждое ее движение словно было частью танца.
Но больше она с ним не болтала. Ее занимали собственные мысли, и она все чаще поворачивалась к нему спиной. Нет – она просто будто бы уходила от него.
Они познакомились в плавательном клубе в Мангале, когда были еще студентами. Сейчас, будто желая вернуть то время, Смит принял предложение Фрэнка вступить в такой же клуб в Эвменид-Пойнте и вновь стал регулярно заниматься плаванием. По утрам он ездил на трамвае к большому пятидесятиметровому бассейну, располагавшемуся на террасе с видом на океан, и плавал так усиленно, что потом весь день ощущал поток бета-эндорфинов, едва замечая трудности, возникающие на работе или дома. После работы он приезжал домой и чувствовал, как у него появляется аппетит. Он громыхал на кухне, стряпая себе еду и съедая приличную ее часть, еще пока готовил, сердясь на Селену (если она вообще была рядом) за то, что она мало ему готовила, зато радостно рассказывала о своей работе, хотя на самом деле он был раздражен из-за голода и страха перед возникшей перед ним ситуацией – перед этим притворством, будто между ними все хорошо. Но если он срывался на крик в этот хрупкий час, она замолкала до конца вечера – и это случалось довольно часто. Поэтому он старался держать себя в руках, быстро готовить и быстро ужинать, чтобы поскорее вернуть свой уровень сахара в норму.
В противном случае она вдруг засыпала часов в девять, и ему оставалось либо читать до временного сброса, либо выйти на короткую, на несколько сотен ярдов прогулку по ночному пляжу. Однажды ночью, прогуливаясь на запад, он заметил, что в небе неожиданно возник Псевдофобос, будто выпущенная кем-то сигнальная ракета, а вернувшись домой, обнаружил, что Селена не спала и разговаривала с кем-то по телефону: увидев его, она вздрогнула и бросила трубку, не зная, что сказать, а потом объяснила:
– Это был Марк, в нашем тамариске‑359 повторился третий ген солеустойчивости.
– Это хорошо, – проговорил он, заходя в темную кухню, чтобы она не видела его лица.
Ее такой ответ рассердил.
– Тебе совсем не интересно, как продвигается моя работа, верно?
– Конечно, интересно. Это хорошо, я же сказал.
Фыркнув, она больше ничего не сказала.
Потом он однажды вернулся домой и обнаружил в гостиной Марка. С первого взгляда, как только он открыл дверь, было видно, что они над чем-то смеялись, сидя близко друг к другу. Он не подал виду и держался, насколько мог, любезно.
Следующим утром в бассейне он заметил, что на его дорожке плавали какие-то женщины. Их было три, и они явно занимались плаванием всю жизнь: их движения казались вывереннее, чем в любом танце, они выполняли миллионы повторений совершенно произвольно, будто настоящие рыбы. Он видел в воде их тела – их плавные изгибы, как у Селены; широкие плечи в непрерывном движении; грудь и спина, также играющие мышцами; животики, спускающиеся к тазу и подчеркнутые вырезами купальников; поясницы, переходящие к округлым ягодицам, а ниже – сильные бедра, длинные голени и вытянутые, как у балерин, ступни. Чтобы описать красоту их движений, даже танец казался слишком слабой аналогией. Так продолжалось взмах за взмахом, заплыв за заплывом, и его заворожило настолько, что он больше ничего не замечал, ни о чем не думал.
Та, что сейчас плыла впереди всех, была беременна, но все равно выглядела сильнее остальных. Во время коротких перерывов она не хватала ртом воздух, как Смит, а смеялась и, тряся головой, восклицала:
– Каждый раз, когда я разворачиваюсь, он пинается внутри!