Так начинался наш атомный («манхэттенский») проект весной 1942 года, за три года до того, когда Трумэн и Черчилль пугали Сталина в Потсдаме сообщением об атомной бомбе и решили, что он ничего не понял. Разведчики наши за эти годы сработали блестяще! Они регулярно добывали и присылали в Москву многие результаты (формулы) исследований американских ученых. В Кремле была специальная секретная комната, где Курчатов — и только он один — знакомился с материалами, добытыми нашими агентами. Соратники Курчатова поражались его плодовитости и прозорливости, он иногда без экспериментальной проверки запускал теоретические разработки в производственный процесс. И все получалось!
В марте 1943 года пришли новые сведения от разведчиков. Курчатов изучил их и написал письмо:
«Заместителю Председателя
Совета Народных Комиссаров Союза СССР
т. Первухину М. Г.
Получение данного материала имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки. Теперь мы имеем важные ориентиры для последующего научного исследования, они дают возможность нам миновать многие весьма трудоемкие фазы разработки урановой проблемы и узнать о новых научных и технических путях ее разрешения...
(Далее Курчатов в трех разделах излагает научную оценку полученных сведений).
...IV. Полученные материалы заставляют нас по многим вопросам проблемы пересмотреть свои взгляды и установить при этом три новых для советской физики направления в работе...
Необходимо также отметить, что вся совокупность сведений материала указывает на техническую возможность решения всей проблемы в значительно более короткий срок, чем это думают наши ученые, незнакомые еще с ходом работ по этой проблеме за границей...»
Сведения от разведки шли регулярно и именно по тем вопросам, которые ставил Курчатов.
Эйзенхауэр — гость Жукова
Однажды, во время перерыва в работе Потсдамской конференции, Сталин сказал Жукову:
— Я уже вам говорил, что хотел бы поближе познакомиться с Эйзенхауэром. Пригласите его в Москву. Как вы думаете, когда удобнее это сделать?
— Мне кажется, — ответил маршал, — есть хороший предлог, пригласим его на парад физкультурников двенадцатого августа.
— Очень хорошо. Мы пошлем в Вашингтон официальное приглашение, но укажем, что Эйзенхауэр будет вашим гостем...
Жуков прилетел в Москву вместе с Эйзенхауэром на его личном самолете. Гости поселились в американском посольстве. Их было пятеро: Эйзенхауэр, генерал Клей, генерал Дейвис, сын Эйзенхауэра Джон (в качестве адъютанта) и сержант Драй, ординарец, телохранитель, камердинер, во всех этих должностях он прошел с генералом всю войну.
Дальше, мне кажется, читателям будет интересно познакомиться с впечатлениями о поездке, написанными самим Эйзенхауэром.
«Как только мы заняли секцию, предназначенную для американского посла и прибывших с ним лиц, к нам подошел генерал Антонов, чтобы сообщить, что генералиссимус Сталин приглашает меня к себе на трибуну Мавзолея, если, конечно, я пожелаю. Поскольку я был вместе с американским послом, престиж которого как представителя президента имел важное значение, то у меня появились сомнения, уместно ли мне оставить посла, чтобы самому идти к генералиссимусу. Необходимость обо всем говорить через переводчика лишала меня всякой возможности расспросить у генерала Антонова сугубо конфиденциально относительно этого предложения, и я сразу заколебался. Однако он избавил меня от дальнейшего замешательства, сообщив остальную часть приглашения Сталина, которая гласила: генералиссимус говорит, что если захотите подняться на трибуну Мавзолея к нему, то он приглашает еще двух ваших коллег. Я обернулся к послу, чтобы быстро с ним посоветоваться. Он сказал, что приглашение беспрецедентное, насколько ему известно, никогда еще ни одного иностранца не приглашали на трибуну Мавзолея. Поэтому, понимая, что этим приглашением нам оказана особая честь, я быстро ответил генералу Антонову, что очень рад приглашению и что я хотел бы, чтобы вместе со мной пошли посол и глава американской военной миссии в Москве генерал-майор Джон Дин. Я считал, что если уж речь идет о каком-то местном престиже, то для посла и его помощника это было бы наиболее полезным.
Пять часов стояли мы на трибуне Мавзолея, пока продолжалось спортивное представление. Никто из нас никогда не видел даже отдаленно похожего на это зрелище. Спортсмены-исполнители были одеты в яркие костюмы, и тысячи этих людей исполняли движения в едином ритме. Народные танцы, акробатические номера и гимнастические упражнения исполнялись с безупречной точностью и, очевидно, с огромнейшим энтузиазмом. Оркестр, как утверждали, состоял из тысячи музыкантов и непрерывно играл в течение всего пятичасового представления.
Генералиссимус не обнаруживал никаких признаков усталости. Наоборот, казалось, он наслаждался каждой минутой представления. Он пригласил меня встать рядом с ним, и с помощью переводчика мы разговаривали с перерывами в течение всего спортивного представления.