Маршал Рокоссовский

— Вези! — приказал ездовому.

Еще он помнил, как оказался в теплой избе, и врач в белом окровавленном халате поднес ему почти полстакана спирта.

— На-ка, выпей, согрейся. И начнем оперировать.

Он выпил, заснул, и хирург приступил к делу. В бедре обнаружили пять осколков. Вначале вытащили большой, тот, что перешиб кость, а потом еще три — поменьше. А до последнего так и не добрались…

Там, где сражались отважные курсанты, есть ныне братская могила. Лежат в ней семьсот воинов.

— А сколько же было курсантов в полку? — спросил я участника тех боев полковника Панферова.

— Тысяча триста, — ответил он…

«СТОЯТЬ НАСМЕРТЬ!»?

Под Москвой генерал Рокоссовский приобрел опыт руководства войсками в условиях превосходства сил противника, овладел умением добиваться в труднейших условиях намеченной цели. Все это позже дало ему право на оценку руководства войсками Ставкой и Генеральным штабом. Конечно же, цензура не допустила на страницы будущей книги эти «крамольные» высказывания, однако пришло время о них сказать.

Так, сомнительным по своей целесообразности, на взгляд маршала, являлось громогласное требование «Стоять насмерть!» Казалось, оно призывало воинов к отчаянному сопротивлению, даже самопожертвованию во имя защиты родной столицы, Родины. На самом же деле оно влекло за собой серьезные последствия — окружение боевых соединений, способных к активным действиям.

Вот что писал по этому поводу маршал Рокоссовский в рукописи и что не было опубликовано в книге:

«Всем памятны действия русских войск под командованием таких полководцев, как Барклай-де-Толли и Кутузов в 1812 году. А ведь как один, так и другой тоже могли дать приказ войскам «стоять насмерть» (что особенно нравилось у нас и чем стали хвастаться некоторые полководцы!). Но этого они не сделали, и не потому, что сомневались в стойкости вверенных им войск. Нет, не потому. В людях они были уверены. Все дело в том, что они мудро учитывали неравенство сторон и понимали: умирать если и надо, то с толком. Главное же — подравнять силы и создать более выгодное положение. Поэтому, не ввязываясь в решительное сражение, отводили войска в глубь страны.

Сражение у Бородина, данное Кутузовым, явилось пробой: не пора ли нанести врагу решительный удар? Но, убедившись в том, что противник еще крепок и что имевшихся к этому времени собственных сил еще не достаточно для подобной схватки, Кутузов принял решение на отход с оставлением даже Москвы.

В течение первых дней Великой Отечественной войны определилось, что приграничное сражение нами проиграно. Остановить противника представлялось возможным лишь где-то в глубине, сосредоточив для этого необходимые силы путем отвода соединений, сохранивших свою боеспособность или еще не участвовавших в сражении, а также подходивших из глубины по плану развертывания.

Войскам, ввязавшимся в бой с наседавшим противником, следовало поставить задачу: применяя подвижную оборону, отходить под давлением врага от рубежа к рубежу, замедляя этим его продвижение. Такое решение соответствовало бы сложившейся обстановке на фронте. И если бы оно было принято Генеральным штабом и командующими фронтами, то совершенно иначе протекала бы война и мы бы избежали тех огромных потерь, людских, материальных, которые понесли в начальный период фашистской агрессии».

Так, ссылаясь на опыт Отечественной войны 1812 года и полководческую деятельность выдающихся военачальников того времени, маршал Рокоссовский ставит под сомнение правильность ведения военных действий Верховным Главнокомандующим и Генеральным штабом.

В период работы над рукописью, когда еще замалчивались ошибки и недостатки в руководстве войной и в ходу были ура-патриотические высказывания многих мемуаристов, это был смелый шаг со стороны автора «Солдатского долга».

Подтверждая сказанное, маршал Рокоссовский писал:

«Враг еще был сильнее, маневреннее нас и по-прежнему удерживал инициативу в своих руках. Поэтому крайне необходимым являлось предусмотреть организацию вынужденного отхода обороняющихся войск под давлением превосходящего противника.

Следует заметить, что ни Верховное Главнокомандование, ни многие командующие фронтами не учитывали это обстоятельство, что являлось крупной ошибкой. В войска продолжали поступать громкие, трескучие директивы, не учитывающие реальность их выполнения. Они служили поводом для неоправданных потерь, а также причиной того, что фронты то на одном, то на другом направлении откатывались назад».

Такие документы, продолжал анализировать Константин Константинович, не соответствовали обстановке, нередко в них излагалось желание, не подкрепленное возможностями войск.

Причиной же появления таких документов являлось стремление военачальников оградить себя от возможных неприятностей. В случае чего можно было обвинить войска, якобы не умевшие выполнить приказ.