Читаем Маршал Рокоссовский полностью

По устланной на лестнице ковровой дорожке я поднялся на второй этаж. Напротив жил Молотов, а выше — маршал Конев.

Дверь открыл отец. Его вид поразил меня: лицо зеленое, изможденное, голос изменился: его пожирал рак.

— Пойдем на кухню. Я уже приготовил завтрак. — И стал разливать чай.

— Ну что вы, папа. Дайте… — засуетился было я, но он отстранил меня.

— Ты — гость, я — хозяин. — Подал тарелку с едой. — Как мама? Все еще в Анапе? Не болеет?

Я рассказал о ней, сообщил, что собирается переехать в Киев.

— Передавай привет. Пусть бережет себя… — Потом он предложил чем-либо мне помочь, но я отказался, ответил, что с делами справляюсь сам.

— Ну, как знаешь. А то не стесняйся!

Разговор мы продолжили в его кабинете. Светлый, с книжными полками, удобными креслами, кабинет был любимым местом отца. Здесь он работал или подолгу вел беседу, дымя сигаретой.

На этот раз я не почувствовал обычного уюта. На табуретах сложены папки с завязанными тесемочками. У стола в корзине ворох клочков бумаги. Любимое им конское седло на подставке, на котором он часто восседал, задвинуто в дальний угол. Заметив мое удивление, с виноватой улыбкой произнес:

— Решил, пока один, разобрать бумаги. — Тяжело вздохнув, продолжил: — Всему, Виктор, есть конец. Всему.

Он перевел взгляд на стол. На нем, с обвисшими краями, лежала карта с изображением обстановки и динамики какой-то фронтовой операции. Отец любил работать с картой: что-то на ней высчитывал, размышлял.

— И на этот раз на карте лежала коробка с карандашами «Тактика», командирская линейка, лупа для чтения мелких шрифтов, этот вот циркуль, — Виктор Константинович указал на измеритель, который я держал в руках.

— Бери, сын, все это. Тебе как офицеру пригодится. А мне уже ни к чему, — сказал он негромко. В его голосе слышалась отрешенность. Я хотел было отказаться, но, взглянув в его глаза, без привычного живого блеска, понял его.

— Бери, — негромко произнес он и сухой длиннопалой ладонью подвинул ко мне все, что предлагал.

— Вот так и попали ко мне фронтовые вещи отца, — заключил Виктор Константинович. — А ржавчину, что на иглах измерителя, снять проще простого. Наждачкой следует зачистить.

<p>ТЯЖКИЕ РАЗДУМЬЯ</p>

Оценивая блестящие способности комкора Рокоссовского, командующий Юго-Западным направлением рекомендовал направить его на Западный фронт, против главной группировки врага.

Не задерживаясь в штабе Юго-Западного фронта, Константин Константинович поспешил на вызов в Москву. Глядя на ускользающий под колеса асфальт дороги, он вспоминал события минувших трех недель, тревожную, бесконечно долгую ночь на 22 июня. На плечи комкора тогда разом навалились десятки чрезвычайно важных дел.

Вспомнились первые бои под Луцком и Новоград-Волынском, где его 9-й механизированный корпус изрядно «пошерстил» немцев, нанес им немалые потери. Многие солдаты и командиры отличились в боях, удостоились правительственных наград. Четвертый орден Красного Знамени вручили и ему, командиру корпуса Рокоссовскому.

А потом пришло распоряжение Ставки о назначении его командующим армией на Западном фронте…

И опять одолевали тяжелые раздумья. Почему Красная Армия потерпела такое тяжелое поражение в начальный период войны? Почему наши главные силы не успели по реальным расчетам Генерального штаба вовремя развернуться и нанести контрудар, который бы остановил продвижение врага?

«Приходилось слышать и читать во многих трудах военного характера, издаваемых у нас в послеоктябрьский период, острую критику русского генералитета, в том числе и русского Генерального штаба, обвинявшихся в тупоумии, бездарности, самодурстве и прочем. Но, вспоминая начало первой мировой войны и изучая план русского Генерального штаба, составленный до ее начала, я убедился в обратном, — писал Рокоссовский. — Этот план был составлен именно с учетом всех реальных особенностей, могущих оказать то или иное влияние на сроки готовности, сосредоточения и развертывания главных сил. Им предусматривались сравнительные возможности России и Германии быстро отмобилизоваться и сосредоточить на границе свои главные силы…

Невольно возникал другой вопрос: ״Какой же план разработал и представил правительству наш Генеральный штаб? Да и имелся ли он вообще?..»»

Ранее Константин Константинович пытался узнать, где намечался рубеж развертывания наших главных сил, предполагая, что этот рубеж совпадает с рубежом наших укрепленных районов, отнесенных на соответствующее расстояние от старой границы. Это было реально. Но мог ли этот рубеж сохранить свое назначение и в 1941 году? «Да, мог», — заключал он.

Перейти на страницу:

Все книги серии След в истории

Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого
Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого

Прошло более полувека после окончания второй мировой войны, а интерес к ее событиям и действующим лицам не угасает. Прошлое продолжает волновать, и это верный признак того, что усвоены далеко не все уроки, преподанные историей.Представленное здесь описание жизни Йозефа Геббельса, второго по значению (после Гитлера) деятеля нацистского государства, проливает новый свет на известные исторические события и помогает лучше понять смысл поступков современных политиков и методы работы современных средств массовой информации. Многие журналисты и политики, не считающие возможным использование духовного наследия Геббельса, тем не менее высоко ценят его ораторское мастерство и умение манипулировать настроением «толпы», охотно используют его «открытия» и приемы в обращении с массами, описанные в этой книге.

Генрих Френкель , Е. Брамштедте , Р. Манвелл

Биографии и Мемуары / История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Мария-Антуанетта
Мария-Антуанетта

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

Эвелин Левер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии