Читаем Маршал Конев полностью

С утра иссиня-тёмные, полные влаги тучи наплывали с северо-востока, опускаясь иногда совсем низко, так что лохматые края их цеплялись за деревья и волочились над рощей, где укрылись бойцы взвода, готовясь к отражению новых контратак. Вершины деревьев разрывали тучи, и казалось, что именно тогда они, рассердившись, обрушивали на землю сплошные потоки воды. Эти потоки стояли подчас стеной, и уже в десяти-пятнадцати метрах ничего нельзя было разглядеть. Немцы, подкравшись в такую сумрачную мокреть, бросались в яростные контратаки. Взвод старшего сержанта Семена Шалова за день отбил пять вражеских вылазок. Но и сам не раз пользовался непогодой, чтобы с близкого расстояния снова атаковать противника, сбить его с занимаемых позиций.

Впереди в просветах облаков виднелись окраины села Гарбузово, которое упоминалось в объявленном накануне приказе. Но именно из этого села нещадно била вражеская батарея, сумевшая поджечь два танка из бригады полковника Слюсаренко, сопровождавших стрелков. Всё это произошло на виду у взвода, и старший сержант беспокоился, как бы потери танкистов не повлияли на настроение его бойцов, не снизили их наступательного порыва. Поэтому он, ставя отделениям новую задачу, сообщал, что сейчас пойдут в атаку укрывшиеся в лощинке два других наших танка и надо воспользоваться этим — ворваться в третью траншею противника и закрепиться в ней. Едва он сказал это, как за поворотом траншеи послышался голос командира роты:

— Шалов? Ты где?

— Здесь я, — отозвался старший сержант. — Сейчас, значит, пойдём вслед за танками.

Ротный стремительно приближался к позиции взвода.

— Время теряешь! — крикнул он на ходу. — Надо... Что именно надо, он досказать не успел. Сзади глухо разорвался снаряд. Сверху посыпалась сырая, вязкая земля, и им обоим пришлось тут же свалиться на дно траншеи.

— Э, чёрт! — выругался ротный, поднимаясь. — Нащупали, значит, нас.

— Они же свои траншеи знают хорошо, — ответил Шалов. — Вот и лупят.

Ротный досадливо махнул рукой и тут же отдал приказ:

— Двумя отделениями обходи врага справа. Пушки эти немецкие сейчас подавят «катюши». А ты на рожон не лезь, нащупывай места, где огня поменьше. И просачивайся вперёд. Только вперёд!

— Есть! — ответил Шалов и побежал на свой правый фланг.

Он заметил выползавшие из лощины два наших танка и хотел под их прикрытием повести взвод в атаку, но вдруг над Гарбузовом поднялись столбы огня и дыма.

«Верно сказал ротный, — подумал Шалов, — это «катюши» громят врага».

Батарея противника в Гарбузове прекратила стрельбу, и Шалов, воспользовавшись этим, поднял взвод в атаку. Отделения пробежали метров сто и внезапно наткнулись на стену огня.

— Ложись! — крикнул Шалов. Этого приказа никто не услышал среди взрывов снарядов и мин, но бойцы и без команды залегли. Немецкий пулемётчик, укрывшись в траншее, остановил солдат как раз тогда, когда они выбежали на открытое место и теперь лежали как на ладони, видные врагу со всех сторон.

— Товарищ старший сержант! Товарищ старший... Шалов досадливо обернулся:

— Что тебе, Торохов?

— Разрешите подобраться к пулемёту. Иного ж выхода нет. Танки не видят его. Артиллерия — тоже. А я — быстро!

Шалов, увидев в руке сапёра гранаты, ответил:

— Давай — иди! Только себя береги...

Теперь вся надежда на самоотверженный бросок сапёра Торохова. Шалов подосадовал даже, что совсем мало знал бойца. Пришёл он недавно с маршевой ротой после излечения в госпитале. Выходило, что боец опытный и отважный, прошедший через огонь. Но у Шалова как-то в сутолоке подготовки к наступлению не хватило времени поговорить с новичком по душам, расспросить его о семье, о боях, в которых тому довелось участвовать, и о многом другом. Конечно, кое-что ему известно. Знал он, например, что Торохов жил под Воронежем, в небольшой степной деревушке, работал на тракторе, отличался трудолюбием, как и многие его земляки. Вспомнил ещё, что деревня его носила странное название — Студёное. Вот, собственно, и всё.

«Как же мало мы знаем о своих товарищах по боям, — подумал про себя Шалов. — Так быстро они сменяются: погибают, получают ранения или контузии. А ведь этот парень идёт сейчас на верную смерть ради того, чтобы спасти взвод, дать ему возможность идти дальше...»

Старший сержант, не отрываясь, напряжённо глядел на ложбинку, временно скрывшую смельчака, откуда он должен вот-вот появиться. Так и есть! Вот он, не поднимая головы, ужом прополз между двумя кустиками. Фашисты заметили его и перенесли огонь на него. Пули взрыли землю в метре от Торохова. Шалов воспользовался мгновением.

— Вперёд! — крикнул он.

Бойцы поднялись и бежали без остановки до тех пор, пока струя огня вновь не стеганула по цепи. Но Торохов успел за эти минуты укрыться в свежей воронке. Втиснувшись в сырую землю, он ждал удобного момента для нового броска.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии