Маршал Блюхер

Завод принадлежал Московскому вагоностроительному акционерному обществу, обосновавшемуся в особняке Осоргина на Мясницкой улице. А в Мытищах управлял всеми делами инженер — акционер Лабунский. Он запомнился сразу и надолго. «Хозяин, хозяин», — пронеслось по цеху. Василий оглянулся и увидел высокого худощавого рыжебородого человека. Он шел медленно и важно, опираясь на сучковатую палку. С ним здоровались, ему кланялись, а он не поворачивал голову, лишь косил красными трахомными глазами. Прошествовав по цеху, направился в курилку. Не прошло и двух минут, как в цех вбежали курильщики, подгоняемые басом:

— Хамы! Песья кровь! Выгоню бездельников.

Изрядно напуганному мастеру Лабунский пригрозил:

— А вы для чего здесь торчите? Распустили хамов. Извольте использовать свою власть, или я найду другого. Достойного…

Сосед по тискам Семен Васильев шепнул угрюмо:

— Вот черт дубовый! Только и лается: «Хамы, песья кровь!»

Василий улыбнулся: метко сказано — «дубовый». У этого характер куда жестче, чем у Радлова. Надо быть очень осторожным, а не то потеряешь место. Страшно остаться без куска хлеба.

Первая получка принесла не радость, а озлобление. Удержали половину причитающейся к выдаче суммы. Поинтересовался:

— А почему так мало?

— Спроси у мастера, — сказал кассир. — Штрафы там разные и сборы.

«Какие там могут быть штрафы, — прикидывал Василий, — если я ни в чем не провинился? Прихожу в цех первым и ухожу последним. Мастер, кажется, доволен, ни одного замечания от него не получил. Какие-то сборы придумали…»

Пока Василий пробирался к выходу, выяснил, что сборы проведены на иконы Николы Чудотворца и лампадное масло.

За воротами стояла толпа женщин. Пытливо всматривались в лица выходящих, боялись просмотреть кормильцев. Удерут в кабак купца Абрамова и пропьют получку. Василий заметил, что степенные тихонько шагают в чайную Вербуна. И пошел с ними «побаловаться» чайком. Сел в угол и стал наблюдать за посетителями. Вот они сдвинули столики, устроились плотно, как спаянные, заказали самоварчик и о чем-то зашептались. Василий послушал, послушал, ничего не понять. Пересесть поближе не решился: подумают, парень подслушивает.

Накануне второй получки соседи по верстаку подговаривали пойти к Абрамову, но Василий сослался на головную боль и направился в чайную. Увидел тех же тихо разговаривающих рабочих. Со временем Василий узнал, как их зовут и зачем они собираются в уютной, вкусно пахнушей чайной Вербуна. И даже познакомился с Федотом Титовым и Михаилом Шурыгиным, но в группу подпольщиков так и не успел войти.

За вторую половину февраля 1910 года Василий Блюхер не получил и половины заработанных денег. Пересчитал, спросил:

— Вы, случайно, не ошиблись?

— Что заслужил, то и получил, — усмехнулся кассир. — Прокурил, проболтал получку. Ступай, не отвлекай от дела.

С трудом сдерживая ярость, Василий Блюхер отошел от окошка. Надо найти мастера и спросить, за что так много удержали. Мастера поблизости не оказалось. Василий слышал, как ворчат, ругают начальство товарищи. Все недовольны, а заявить об этом боятся. Сколько времени можно терпеть такое издевательство?! Жулики и воры наглеют, пора их осадить. И нужно об этом сказать честно и прямо. Василий Блюхер пересек двор. Залез на забор. Увидел огромную шумную толпу. Глубоко вздохнул и, напрягая голос, крикнул:

— Товарищи! Прошу, послушайте, товарищи!

Стоящие у забора притихли. Василий увидел сотни удивленных глаз и оробел: а что, если скажу не так, как хочу, и тогда осмеют, освищут. И все-таки говорить надо.

— Товарищи! Сегодня нас снова обманули. Залезли в наш карман. Украли кровью и потом заработанные гроши. Тянут штрафы и сборы с каждой получки. Ведь это же грабеж! А мы молчим. Почему мы молчим?

Кто-то злорадно подзадорил:

— Выскажи! Пропой поминальную.

Кто-то восхищенно удивился:

— Ну и отчаянный парень! Кроет напролом!

— Скажу, все скажу, — пообещал Василий Блюхер. — Нас по каждому пустяку штрафуют, придумывают всякие сборы–поборы, заставляют работать двенадцать часов без оплаты сверхурочных. Пришло время заявить: хватит, господа, кончилось наше терпение. Пусть акционеры— Лабунский, Бышевский, Абрамсон и Гучков на своей шкуре почуют нашу силу. Надо бастовать, товарищи!

— Василий почувствовал: кто-то колотит кулаком по сапогу. Услышал испуганный голос Семена Васильева:

— Прыгай, Вася. Городовой Лошкарев полицию вызвал. Удирай скорее!

«Поздно, — с горечью подумал Блюхер. — Слишком много свидетелей. Сам Лабунский на крыльцо выскочил». И, опасаясь, что не успеет сказать главного, заговорил быстро и сбивчиво:

— Только надо дружно бастовать. А врозь — разобьют. Как в пятом году. Завтра завод остановим.

— А ну, слезай, — раздался за спиной Василия свирепый голос. — Слезай, а не то пулей сниму.

Блюхер заговорил еще громче:

— Соберемся утром во дворе. Выставим требования. Не робейте. Мы крепче их. Мы должны…

Чьи-то сильные руки схватили за ноги, резко рванули. Василий полетел на землю. На спину навалился городовой Лошкарев. Привычно, быстро стянул руки ремнем. Тяжело дыша, гаркнул:

— Готов, ваше благородие. Куда его?